Кнут Фалдбаккен - E-18. Летние каникулы

Дядя улыбался, и я поразился сходству его с отцом. Ничего особенного, ведь они были братьями, но мне показалось теперь, что похожесть была необычной, гораздо большей, чем я предполагал раньше. В точности отец, каким он был изображен на фотографии, висевшей в спальне над тумбочкой мамы. Неожиданное и ошеломляющее открытие, почти неправдоподобное. Но мужчина, одетый в рабочий комбинезон, с загорелым лицом, который стоял и ожидал меня, был бесспорно моим дядей. Хотя выглядел он до странности молодо, настолько молодо, что это меня внезапно удивило и обескуражило, сам не знаю почему. Рука его была теплой, сильной, крепкой, совсем непохожей на ту, которая всего несколько часов назад спешно, но доброжелательно сжимала мою.

— Ты вытянулся.

Я съежился, но воспринял слова дяди как похвалу. Сам знал, что за последний год значительно вырос.

Он забросил мои вещи — рюкзак и чемодан — в кузов грузовика. Мы сели в кабину. Старый грузовик трясся и подскакивал, гулко гремел по проселочным дорогам. Нужно было почти кричать, чтобы услышать произносимые слова:

— Рад, что приехал!

— Мы тоже рады. Хорошо, когда гости в доме.

Тетя Линна и дядя Кристен не имели детей.

— Как здоровье?

— Хорошо. Не жалуемся.

Поля. Холмы. Дома по обеим сторонам дороги. Вести разговор не просто.

— А что Йо? Весной конфирмовался? [5] Конфирмация: от лат. confirmatio — утверждение; у католиков и протестантов обряд приема в церковную общину подростков, достигших определенного возраста. — Прим. пер.

— Йо? Да, конфирмовался.

Йо был сыном соседей, двумя годами младше меня. Мой товарищ по играм в каникулярное время. По случаю конфирмации мы послали ему из города поздравительную телеграмму.

— И много гостей было?

— Да. Вся деревня собралась, и болтали…

Он внезапно замолк, словно раскаялся в том, что сказал. Потом добавил:

— Не верь, Петер, тому, что народ здесь болтает.

О конфирмации Йо больше ни слова.

Мы проехали районный центр, заправочную станцию, кооперативное объединение, новый Дом культуры, открытие которого состоялось в то лето, когда мы гостили здесь. Помню, играл духовой оркестр, произносились речи, работал буфет. Всего два года минуло, а, кажется, это было давным-давно. Тогда мы были втроем: папа, мама и я. Мама, счастливая-пресчастливая, много купалась и плавала в так называемой Мельничной запруде, где небольшая речка образует благодаря старой плотине возле давно разрушенной мельницы озерко. Место красивое, поросшее по крутым берегам лесом до самой воды. Подходящее для одинокого пребывания. Вечерами я часто приходил сюда с удочкой, но не ловить рыбу, а чтобы побыть наедине с собой. Раздевался и бесшумно входил, вернее, соскальзывал, как угорь, в темную воду, голый, а затем на берегу, лежа в сухой траве с удивлением наблюдал за первым возбуждением своей плоти, очевидно, своеобразным ответом на персонификацию окружающей природы, не оскверненную человеческим неразумием. Было необычайно тепло тогда, приятно было лежать нагим в высокой траве. Разумеется, одному запрещали купаться, рассказывали о коварных течениях в темных водоворотах Мельничной запруды, о несчастных случаях, о том, будто однажды парень и девушка, обрученные, утонули там… Но я не слушал, не хотел, наоборот, даже радовался, что немножко и потихоньку грешил.

— В этом году тоже празднуете день святого Улава?

Я спросил, чтобы нарушить возникшее меж нами длительное молчание. В этих краях стало традицией отмечать день всенародным гуляньем; костры разжигали на лугу у нового Дома культуры.

— Непременно, — сказал дядя Кристен в раздумье. Он сидел и крепко держался за руль, словно тем самым хотел предотвратить скачки по неровностям дороги. — Вопрос только в том, что будет со мной и с Линной в этом году…

Сказал точно так, как сказал бы отец. Только дядя Кристен выглядел почему-то очень молодо, невероятно, волнующе молодо. В позапрошлом году мы все вместе были на празднике и наблюдали за танцами. Но с тех пор многое изменилось: будет ли весело, как прежде? будет ли интересно? Изменения? Я вспомнил вдруг о своем решении жить самостоятельно в избушке. И чтобы перевести разговор на другую тему, спросил:

— Дядя Кристен, знаешь, что я придумал? Если ты не против, я хотел бы этим летом пожить в избушке.

Он повернул голову и посмотрел на меня:

— Ты хочешь жить в избушке? — спросил он удивленно. — Что ж, можно… — сказал он, хотя и неохотно. Может, вспомнил прошлое? А может, думал совсем о другом…