Кнут Фалдбаккен - E-18. Летние каникулы

Но тут я услышал во дворе знакомый звук почтового мопеда. Кстати, очень кстати. Значит, начинается осуществление задуманного распорядка. Я почти не мог сидеть спокойно на месте, думал о том, что произойдет, какова будет реакция… Остальное не существенно, мелочи, главное услышать ее голос из кухни. Я сидел, словно на раскаленных угольях, в нетерпении и ждал.

И услышал, наконец. Ее голос дошел до меня словно из небытия, из мира фантастики:

— Петер! Почта для тебя!

И я рванулся как угорелый, вскочил из-за стола, не хотел терять ни секунды, да, может, она уже прочитала письмо, и я хотел быть при ней, видеть ее лицо, установить, что непонимание, ревность, упреки исчезли, и жизнь в Фагерлюнде вновь налаживается. Я побежал, правда с дрожью в коленах, находясь под впечатлением недавно увиденной сцены между Катрине и дядей Кристеном, возбужденный, разгоряченный вином, но оптимистически настроенный, хотел видеть ее, убедиться, но когда я собирался открыть дверь в кухню, я споткнулся о половик на пороге, потерял равновесие и упал возле камина, тщетно пытался встать на ноги, избежать неизбежного, но получилось лишь хуже — правое колено ударилось сначала о железную решетку, потом об острый угол камина и с такой силой, очевидно, объясняемой и весом тела и скоростью бега, что я взвыл от боли, жгучие иглы впились в тело, в глазах искры… немного спустя боль отпустила, осталась только в колене.

Все тотчас, конечно, вскочили и окружили меня, вернее то место, где я лежал и боролся за свою жизнь, боролся сцепив зубы, чтобы не расплакаться, а дядя Кристен опустился подле меня, подложил руку мне под голову и вдруг — поднял меня так, будто я был пушинкой, вещью никчемной, и понес к дивану, где тетя Линна предусмотрительно уже положила подушки. Она подвернула штанину брюк и обмыла колено раствором борной кислоты. Потом дядя Кристен внимательно осмотрел его, давил, было больно, и я, собрав все силы, старался не закричать, потому что они стояли и смотрели на меня, и я видел их сквозь пелену слез, хотя фактически не так уж было больно теперь…

— Гарантирую, колено не разбито, — сказал дядя Кристен. — Чашечка в полном порядке, перелома нет. Можешь согнуть колено, Петер?

Я кивнул, подвигал коленом и закусил губы. Я страшно сердился на него, потому что по его мнению ничего серьезного не случилось, однако я вынужден лежать у всех на виду и страдать. Правда повязка, которую наложила на колено тетя Линна, действовала успокаивающе (из-за этой повязки я не мог двигаться, но она напоминала остальным, что я больной и нуждался в соболезновании), в глазах гостей я видел сострадание ко мне, что очень и очень утешало — я снова оказался, как хотел, в центре внимания и мог диктовать свою волю.

— Ух, как распухло! — сказал Йо.

— Хорошо, что нет перелома, — вздохнула тетя Линна.

Я вдруг вспомнил о письме. Мое падение, разумеется, помешало ей прочитать его. Нужно теперь переждать, пока улягутся волнения. Все смотрели затаив дыхание, как тетя Линна накладывала бандаж. Колено не было разбито, боль постепенно затихала, может, вывих или растяжение? Но бандаж… это хорошо. Прекрасный предлог, например, чтобы хромать, вызвать сострадание. Я был доволен ходом событий. Теперь нужно было действовать дальше и привести в исполнение задуманное. Я спросил:

— Почта была?

— Почта? Ах да, я совсем забыла; тебе письмо, — сказала тетя Линна. Сейчас принесу.

Она как раз закончила накладывать бандаж. Все вздохнули с облегчением, когда была опущена штанина моих брюк.

— Да, угораздило же тебя, — сказал дядя Кристен, — но ничего, главное, что ногу не сломал. Считай, что повезло.

— Больно тебе? — улыбнулась сострадательно Герда.

Я мужественно кивнул головой, подумал, что нужно бы лучше воспользоваться своим несчастьем, показать, как я мужественно переношу страдания и вызвать еще больше к себе участия. Но теперь было поздно. Катрине стояла позади всех и молчала. Что она думала? Считала, что я глупо вел себя, растянувшись на гладком полу? Или она стояла и с восхищением наблюдала за моим дядей, когда он поднял меня на руки и, словно куклу, отнес на диван? При этой мысли я даже приподнялся на локтях, но почувствовал режущую боль в распухшем колене, и слезы выступили на глазах. Может, не стоило приглашать ее на детский праздник? А может, отдаленность между нами как раз сокращается, это лишь другие думают, что они вместе, подходят друг другу, мой дядя Кристен и Катрине? Но опять же: она не спускала с него глаз, пока он говорил, смеялась над всеми его глупыми шутками, стиснула его руку… нет, случайности быть не может… Я застонал, непроизвольно.