Юрий Поляков - Любовь в эпоху перемен

— Боишься? — жестоко усмехнулся Колобков.

— Конечно боюсь! Тебя, дурака, боюсь убить… — ответил Гена.

— Почему же это ты меня убьешь? Я в армии стрелял на «отлично».

— Тогда убьешь ты меня и сядешь. Лет пятнадцать дадут.

— Нет… Лет шесть. У меня смягчающие обстоятельства.

— Какие же?

— Сам знаешь, сволочь!

Они сидели, молча, набычившись, уперев взгляды в пистолеты, и напоминали шахматистов, задумавшихся над сложной партией. Наконец Илья проговорил:

— Но я могу забрать вызов, если ты…

— Если я…

— Если ты на ней женишься.

— Ты этого хочешь?

— Нет, не хочу, но я хочу того, чего хочет она, а она хочет этого…

— Почему ты так решил?

— Она любит тебя, вуалехвоста!

— Сам догадался или подсказали?

— Сам.

— Где Зоя?

— В Затулихе.

— Где?

— В деревне. У нее там дом. От бабушки.

— А почему она там?

— Болотина ее с работы выгнала. Но сначала надо отпуск отгулять, так положено.

— Как это выгнала? За что?

— Зоя какую-то редкую книжку из КОДа домой взяла… почитать.

— Но это же полная ерунда! А куда смотрит райком?

— Райком смотрит на обком. Из-за тебя ее выгнали, сукофрукт! Понял?

— Не понял…

— Она видела, как ты Зою ночью на руках нес. Мимо проезжала.

— Действительно, маленький у вас город. «Не сойтись-разойтись, не сосвататься…»

— «…вдалеке от придирчивых глаз…» — закончил Колобков куплет из фильма «Дело было в Пенькове».

— «…в стороне от придирчивых глаз…» — поправил Скорятин.

— Ну, стреляемся или женишься?

— Сначала стреляемся, а потом тот, кто выживет, женится. Идет?

— Идет. Жутко хочется выпить! — вздохнул Илья. — Перестройку погубит сухой закон.

…У Зелепухина, встретившего гостей старорежимными поклонами, они пили морс графинами, закусывая холодцом с хреном, и нарезались до плаксивой приязни, до сопливых мужских откровенностей, о которых утром вспоминаешь со стыдом и отвращением. Колобков рассказал, как три года носил портфель за одноклассницей, а она спуталась с второгодником. У того на плече была пороховая наколка «Нет в жизни счастья!», Илья сделал себе такую же, занес инфекцию, чуть руку не отняли, в последний момент достали импортный антибиотик и спасли. Гена поведал о недождавшейся однокласснице, описав в унизительных подробностях свою первую мужскую оплошность, хотел, видно, утешить, мол, не только у тебя, друг, случаются обломы в личной жизни. Колобков даже всплакнул, потом снова озлобился, хотел вернуться в райком за пистолетами и все же стреляться. Через платок!

— Это как? С завязанными глазами?

— О невежда! И что она в тебе нашла? Через платок — значит дуэль с одним заряженным пистолетом и только гладкоствольным!

— Почему?

— Положено!

— А платок-то зачем?

— Идиот! Смотри!

Бывший музейщик вскочил, с грохотом опрокинув стул. На шум явился Зелепухин, Илья его успокоил, услал, потом вынул из кармана несвежий носовой платок, взялся за один угол, а за другой велел держаться сопернику. Растянув клетчатую материю по диагонали, они оказались друг от друга на расстоянии почти двух метров. Илья, кровожадно глядя на москвича, изобразил с помощью большого и указательного пальцев пистолет:

— Пиф-паф! Понял?

— Нет.

— И чего ты теперь не понял, тормоз?

— Зачем нужен платок, если один пистолет не заряжен?

— В самом деле… Глупость какая-то! — расстроился Колобков и предложил еще выпить.

…Проснулся Гена от скрежещущей сухости во рту. Ему снилось, что он наелся стальных опилок, а запить нечем. Оглядевшись, спецкор осознал, что распростерт на тахте в незнакомой квартире, уставленной с пола до потолка книгами. Колобков лежал напротив, на раскладушке, поверх одеяла, он был в трусах, майке и одном носке с дыркой на пятке. Глаза его страдали.

— Давно проснулся? — спросил Скорятин, с трудом приподнимаясь.

— Давно… Водички принеси!

— Попробую…

Он, шатаясь, добрел до ванной, ужаснулся своему измученному потустороннему лицу, возникшему в провале зеркала, и долго пил из-под крана железную воду. Потом вытряхнул из граненого стакана зубные щетки: большую — синюю, и красную — поменьше, налил воды и побрел в комнату.

— Надо было воду спустить…

— Да?

Жидкость в стакане напоминала яблочный сок с мякотью.

— Ладно, давай…

— Может, лучше пива?

— Мне сегодня на аппарате докладывать.

— Тогда возьми бюллетень.

— Коммунисты не болеют. Собирайся!

— За пивом?

— К Зое.