Алексей Кожевников: Том 2. Брат океана. Живая вода

— Брось ты невод. Нашел тоже дело — батрачить… У кого, где… — Феоктистов фыркнул на оборванного, босого Яртагина, надернул накомарник.

Невод подвели к берегу, выбрали в лодку. Яртагин от усталости и удушья пал на песок. Нельма взялась разделывать рыбу. Егор остановился с Феоктистовым.

— Наведайся через месяц. Тебе не к спеху ведь: пароход до осени стоять будет, а у меня тут дело.

— Дело? — Феоктистов окинул глазами нищенское хозяйство Яртагина, — ветродуй-шалаш, старенький залатанный невод, темная полусгнившая лодка — какое тут дело?

И Егор прикинул: за месяц починю лодку, свяжу новый невод. Тем временем увижу, уезжать ли. Здесь неизбежен новый молодой хозяин. Нельма — тихая, работящая, хорошей женой будет. Не беда, что остячка, все люди — трава одного посева. Поживем, научимся понимать друг друга.

— Через месяц, — сказал Егор и пошел чистить рыбу.

А Нельма выхватила у него нож и забросила далеко в песок, потом сбегала в шалаш, вынесла Егорову плетенку: если тебе купец милей нас — таких мы не держим, можешь уходить хоть сейчас.

— Ну, вот и уладилось, — Феоктистов подхватил плетенку. — Едем! Ты — то да се, дело, а у них просто: нет тебе здесь никакого дела.

Нельма отняла плетенку у Феоктистова и переставила подальше от Егора: подумай, надо ли уезжать. Егор потянулся за плетенкой, но тут Яртагин схватил его за руку.

— Мил человек, останься! Ты — мой гость. А девка, что девка? Я выгоню девку. Я — хозяин, девки выходят замуж, всякая девка — гость. А как может один гость гнать другого? Не может! Девки ничего не понимают в людях. Ох, девки! Лучше бы не родились!

Егор махнул Феоктистову: отчаливай! Он не мог уехать от Яртагина просто и грубо, как бревно — ткнется о крутой, каменный берег, отскочит и плывет дальше.

Феоктистов ругнулся и уехал. Нельма с явной радостью унесла Егорову плетенку обратно в шалаш. На взгляд отца она поступала непонятно. Но что понимают мужики в девичьем сердце?!

С океана подул ветер, на реке разыгрались белоголовые волны. Рыбаки знали, что ветер с океана — самый лютый из всех ветров, и вытянули на берег невода, лодки перенесли подальше от воды, с песков на взгорки, сами укрылись по шалашам.

Яртагин чинил обувь, но шило часто и подолгу дремало в руке; Нельма рылась в кошеле, где хранила матерчатые и меховые лоскутки, нитки, бисер, руки ее двигались задумчиво и равнодушно, глаза без всякого интереса разглядывали яркие вещицы; Игарка лежал на циновке из болотной травы — осоки и думал: вчера еще звали в гости, величали Игаром Ивановичем, а сегодня, похоже, гонят.

Буря начала затихать. Игарка решил уехать, а на прощанье собрать побольше дров: станут готовить обед ли, чай ли и поневоле вспомнят его.

Начал одеваться. Нельма спросила, куда он. Егор сказал, что пойдет собирать плавник. Дома у него всегда делают так: как непогодь, так по дрова, и успевают не тратя погожего времени заготовить столько, что круглый год топят без оглядки.

Нельма поспешно спрятала в кошель лоскутки и бисер. Вышли. Плавник густо устилал низменную обочину острова. Тут было все, что произрастало на берегах великой реки: кедры, лиственницы и березы, ольха и ель, пихта и корявый тундровый кустарник.

Собрали две большие груды, запас на целый месяц, но Игарка сказал:

— Соберем-ка еще, на все лето.

Запасли на все лето, а Игарка опять:

— Соберем-ка еще!

— Еще? Зачем еще? — удивилась Нельма.

Тогда ваш шалаш будет самый теплый во всей тундре.

Нельма сказала, что впервые видит такого человека: пришел в гости, а сам тянет невод, чистит рыбу, собирает дрова.

— А ты бы как хотела: пообедал, напился чаю и ушел? — спросил Игарка.

Нельма промолчала.

Река затихла, поплыли лодки. Пришло Егору время прощаться, говорить последние слова. Он выбрал удобный гладкий камень и сказал:

— Посидим, отдохнем!

Нельма согласилась. Была она в этот раз на удивление тиха и послушна. Егор погладил ей волосы, она не рассердилась, взял погреть зазябшие руки, не отняла. Егор сначала думал, что погреет Нельме руки, погладит волосы, потом встанет и уйдет, а теперь понял, что уйти не может.

— Я бы лучше совсем никогда не уходил от тебя…

Домой вернулись они ночью, когда в шалаше давно уже откурился вечерний дым и остыл ужин.

— Нельзя ходить так долго! — упрекнул Нельму отец. — Видишь, надо новый огонь, новые дрова.

— Дрова! Игарка, ты слышишь, отец жалеет дрова.

Нельма развела большой жаркий костер.

— Отец, пойди погляди, сколько у нас дров! — и кинула в костер все, какие были в шалаше.