Володя продиктовал все, что отмстил в меню Вадим Дмитриевич и бодро добавил:
— В двух экземплярах. — Когда-то насмешила его эта фраза, сейчас пригодилась. — И, само собой, бутылку водки. В одном экземпляре. Для начала.
— Только сто грамм на человека, — небрежно сообщила официантка.
— Как сто грамм?!
— Очень просто. Вы что, не знакомы с постановлением?
— Не знаком. Не слыхал даже… От ста грамм у нас с товарищем и разговор не склеится…
— А мне за вас выговор вклеят…
— Не вклеят, ручаюсь, — безответственно заявил Володя. — Мы вам благодарность напишем.
— Не нужны мне благодарности, прожить бы без выговоров.
— Она сунула в карман свой блокнот и ушла, покачивал подвижными бедрами.
«Ну и порядочки, — подумал Володя. — В кусинской чайной — хоть ведро бери, слова никто не скажет, наоборот, похвалят: план помог выполнить. А тут…»
Возвратился Вадим Дмитриевич, и Володя пожаловался ему на жесткие действия официантки.
— Все правильно, — сказал инженер, опять не то шутя, не то серьезно. — В рабочее время надо работать, а не водку пить. Это у вас там, в лесу, не знают ни дня, ни ночи. А здесь дисциплина. Борьба с пережитком прошлого…
— Это вы зря, — возразил Володя. — У нас уж если пьют— так пьют, а если работают — так работают.
— Эх, работа, ты меня не бойся, — запел себе под нос инженер, и вдруг поинтересовался: — Как теперь в лесу получают?
— Нормально, — сказал Володя. — Хватает на все. Машины многие покупают, мотоциклы, катера… На заработки не жалуемся. Можно бы, правда, побольше, но неувязочки всякие тормозят… Вроде цепей…
— Ах, вы цепи, цепи грустные… — опять промурлыкал Вадим Дмитриевич. — Сотни три в месяц выходит на круг?
— Даже побольше, — гордо сообщил Володя. — Это кто как упирается… Филонов тоже еще хватает: поменьше сработать, побольше получить.
— А у нас, сколько ни упирайся, — сто пятьдесят… И шаль с каймою…
— Не густо, прямо скажем, — посочувствовал Володя. — Зато в городе живете. Тут вам все удовольствия…
— На удовольствия требуются тити-мити…
Официантка принесла хлеб, холодную закуску и половину графинчика водки, разложила, как положено, вилки, ложки, ножи.
— Сразу, или?.. — Володя поднял графинчик и держал его, не зная: наливать в рюмки или в фужеры.
— Давай, чего уж там… — ободрил Вадим Дмитриевич. — Принесет еще, никуда не денется. Все равно я после обеда пойду в Госплан, в минфин и по другим магазинам.
Володя разлил водку в фужеры, приготовил закуску.
— Ну! — скомандовал инженер. — И шаль с каймою. — Он приложился к фужеру и долго цедил водку, прикрыв глаза. Вадим пил свои сто граммов так долго и противно, что Володю даже передернуло, по телу пошли мурашки. Но он никак не выказал своего состояния, шумно выдохнул и осушил фужер одним глотком.
Вадим Дмитриевич ел медленно, как-то нехотя, изредка поворачивался и смотрел на дверь, будто кого-то опасался или ждал.
Официантка принесла чашки с бульоном и пирожки.
— Мы на самолет не опаздываем, — недовольно заметил инженер.
— Унести? — виновато спросила она.
— Не надо… Лучше принесите. — И он подал ей пустой графинчик.
Женщина чуть поколебалась, но графинчик взяла и ушла с ним на кухню.
— Выдумывают хреновину, — проворчал Вадим. — Создают рядовому советскому человеку дополнительные трудности для самоотверженной борьбы… Будто этот человек не может пойти за угол и купить в магазине сто бутылок.
Где-то в середине обеда, когда было пропущено еще по фужеру и съеден бульон, в ресторан вошел грузный человек с лицом кирпичного цвета. Он неторопливо двигался между столиками, шарил вокруг глазами: не то выбирал место поудобнее, не то кого-то искал. Володя, сидя лицом к двери, заметил его сразу, Вадим — чуть попозже.
— О-о-о, Горик! — воскликнул юн, и помахал пришельцу. — Тыщу лет не видались…
— Привет, старик, — сказал Горик, присаживаясь к столу. — Ты чего сюда залетел?
— Встретил вот приятеля… Знакомься.
— Гавриил Тихонович, — назвался гость. — Можно — Горик, Егор, Гаврила, на худой конец.
Володя Сидельников представился и пожал протянутую Гориком руку. Рука была большой, пухлой и скользкой. И вообще, Гавриил Тихонович с первого взгляда не понравился Володе. Лицо круглое и одутловатое, будто с непроходящего похмелья, глаза маленькие, сверлящие, волосы жиденькие, уши торчком, как пепельницы из морских раковин.
— Обедать будешь? — оживленно спросил Вадим.
Читать дальше