Александр Черненко - Моряна

— Чего гавкаешь! — сердито остановил его Турка.

Яков тяжело и шумно дышал.

— Не видишь, насмерть будто пристукнул, — и Турка отошел к саням.

Яков пристально взглянул на Коляку и заметил, что тот шевелит ногами.

— Батяша! — крикнул он и вырвал из рук соседа темляк. — Живой!

Турка прибежал с пешней.

Коляка пытался приподняться, но, обессиленный ударом старого Турки, опять беспомощно поник на лед. Отец и сын подступили к соседу.

— Чья лошадь? — гневно закричал Турка.

И, видя, как оживает Коляка, как приподнимается он на локте, Турка снова пришел в исступление.

— Говори, чья лошадь? — замахнулся он пешней. — Говори! Все говори!.. Чья лошадь? С кем сделку имеешь?

— Трофим Игнатьич... Яша... — тихо простонал Коляка — Пощадите...

— А ты пощадил нас? — заорал Яков и ткнул его темляком в грудь.

Коляка, поджав ноги, повернулся на бок и, склоняя голову ко льду, едва слышно попросил:

— Яша... Трофим Игнатьич... Сми-илуйтесь...

Разъяренный Яков предложил отцу:

— Прогоним его, батяша, разок! — и побежал к саням.

Турка, держа пешню на плече, вновь гневно спросил Коляку:

— Чья лошадь? С кем сделку имеешь?

Коляка умоляюще взглянул на Турку:

— Краснощековская... Захара Минаича... Он и рыбу принимал...

Яков привел лошадь и, вынув из саней темляк, нагнулся к Коляке.

— Пощади-ите!..

Проткнув темляком Колякины штаны, молодой Турка привязал веревку от крюка к саням.

— Садись, батяша, — и Яков тронул лошадь.

Турка бросил пешню в сани.

«Вот так Захар Минаич! — думал он, шагая рядом с лошадью. — Вот тебе и кум!»

Забагренный за ноги, Коляка волочился позади саней; он пытался приподнять голову, старался удержаться руками за лед и дико ревел:

— Трофим Игнатьич!.. Сми-илуйтесь!.. Яша!..

Турка прыгнул в сани и, не желая слышать истошного Колякиного рева, накрылся тулупом.

Свистнув, Яков погнал лошадь быстрей; он то и дело оглядывался назад, где по льду моталось большое тело Коляки.

«Может, кум и не виноват? — продолжал размышлять Турка, лежа под тулупом. — Может, этот ворюга не говорил ему, чьи он обирает оханы?»

Турка не мог допустить мысли, что его приятель и кум Захар Минаич Краснощеков мог заниматься таким грязным делом, да еще заведомо зная, чью принимает он рыбу.

«Брешет Коляка, — решил Турка и сбросил с себя тулуп. — Попытать его надо!»

Подъезжали к майне, где мирно стояла лошадь.

Норд-вест напирал все тяжелей, снег сыпал плотнее.

Выскочив из саней, Турка подбежал к чужой лошади и действительно признал в ней краснощековского Булана.

«Вот так та-ак!» — и он растерянно посмотрел в сани: там лежал десяток белорыбиц.

У Турки закипело в злобе сердце:

«Наша белорыбка!..»

Яков полукругом развернул сани, и Коляка очутился недалеко от майны.

Подбежав к сыну, Турка шепнул ему на ухо:

— Готовь... И впрямь прогоним разок его.

Присев на корточки у майны, Яков отвязал с кола хребтину и, вытащив на лед несколько метров ее, двинулся к Коляке.

Старый Турка нетерпеливо выспрашивал соседа:

— Захар Минаич знал, чей улов? Говорил ты ему?

— Знал... говорил... — тихим стоном отвечал Коляка.

Яков молча выдрал из его штанов темляк, накинул на Колякину голову петлю из хребтины и, продернув ее на грудь, заложил ему под руки.

Коляка только сейчас понял, какое испытание готовят ему Турки. Он приподнялся на локте, уставил на них застывшие, беспамятные глаза и вдруг рванулся.

— Держи, батяша! — рявкнул Яков и бросился к следующей майне, где был другой конец хребтины.

— Шалишь, сосед! — запальчиво вскричал старый Турка, когда Коляка попытался сбросить с себя петлю; подхватив со льда хребтину, он еще туже затянул петлю на груди ловца.

— Что со мной делаете?! — завопил Коляка. — За что губите человечью жизнь? Бога побойтесь!

— А ты боялся бога, когда шастал по чужим сетям? — исступленно кричал Турка, изо всей силы дергая хребтину. — Сам побойся!

— Трофим Игнатьич, — уже тихо, жалостливо просил Коляка, — пощади, смилуйся... За все с тобой расплачусь... Дорогой мой, век на тебя работать буду. Смилуйся...

Метрах в пятнадцати от них Яков быстро выбирал из майны хребтину, концом которой был опутан Коляка; хребтина наконец туго натянулась, и Яков, упираясь ногами в лед, что есть силы потащил ее.

Коляка дрогнул, и его потянуло к майне, близ которой он лежал.

- Трофим Игнатьич! — снова завопил он. — Смилуйся! Что делаете? Век работать на вас буду!..

Турка бросился к дальней майне на помощь сыну.