Михаил Слонимский - Лавровы

Надя тихо пошла дальше. Как глупо! Другие люди гибнут в борьбе за высокие идеи, а она страдает черт знает от чего — от ерунды, от любви!

А Борис был огорчен. Он искренне обрадовался Наде. Почему она себя так странно вела? Ему не надо было ее отпускать.

Вернувшись, Надя сказала Кларе Андреевне:

— Все благополучно. Я поеду в Вологду, разделаюсь с делами, вернусь, и мы поженимся. Я вам напишу о своем приезде заранее.

И в тот же день распрощалась с ней.

Только в поезде Надя вдруг подумала: «А что, если эта сумасшедшая женщина напутала и Борис не получил письма?»

Но тут же она отогнала от себя эту мысль. Надя привыкла к своей матери, которая всегда отличалась чрезвычайной аккуратностью.

Через неделю Клара Андреевна получила письмо. Увидев штемпель «Вологда», она обрадованно вскрыла конверт. Она шумно дышала, чуть раздвинув губы и сложив их так, словно дула на горячее. Это было у нее признаком спокойного, хорошего настроения. Юрия не было дома.

Удобно усевшись у окна, Клара Андреевна надела пенсне и стала читать. Она с такой ясностью заранее представила себе содержание письма, что не сразу поняла значение первых же строчек. Поняв, она попыталась оттолкнуть их от себя. Но это было невозможно. Смысл письма был убийственно ясен.

Вот что писала Надя:

«Милая Клара Андреевна, большое спасибо вам за ласковый прием. Мое свидание с Борисом кончилось не так, как я вам сказала. Ни вы, ни он ничего больше обо мне не услышите. Прощайте».

Почерк у Нади был мелкий, но очень четкий.

Клара Андреевна дочитала Надино письмо и осталась тихо сидеть на стуле. Потом встала, чтобы немедленно как-то исправить все это, изменить, устроить. Но как? Ведь в письме ясно сказано: «Больше обо мне не услышите». Ехать в Вологду? А вдруг окажется, что Надя повесилась? Кто будет виноват? Уж не Клара ли Андреевна, потерявшая ее письмо? Нет, нет, уж лучше забыть, ничего не устраивать, не исправлять.

— Этот Клешнев! — бормотала она и, не выпуская письма из рук, тихо, как убийца, пошла в столовую. Она долго искала поднос, нашла, поставила на него подсвечник со свечой, взяла с буфета спички и зажгла свечу. Потом стала рыться в карманах кофты, ища пенсне. Пенсне не было.

— Этот Клешнев! — бормотала Клара Андреевна. Ей казалось, что Клешнев виноват решительно во всем.

Она шагнула к буфету, и что-то хрустнуло под ее ногой. Это было пенсне, упавшее, когда она искала поднос. Клара Андреевна заплакала. Без пенсне, щуря глаза, она поднесла Надино письмо к огню. Письмо вспыхнуло.

Клара Андреевна выпустила горящую бумажку только тогда, когда огонь обжег ей пальцы. Она задула свечу и осталась бессмысленно сидеть перед подносом.

Клара Андреевна ни на что больше не надеялась и ничего не ждала от будущего, кроме смерти. Она видела с полной ясностью, что все, чем она жила, что создало и поддерживало ее, кончилось навсегда.

Работая в районном Совете, Борис ежедневно встречался с десятками самых разных людей. С каждым днем у него появлялись все новые и новые друзья. Это были люди с заводов и фабрик, обращавшиеся к нему за помощью. Предприятия района одно за другим вступали в строй. Каждую неделю Борис организовывал субботники по очистке заводских территорий от мусора и снега. После того, как он удачно провел один из таких субботников, за ним установилась прочная репутация хорошего организатора.

На этот раз группа работников Совета во главе с Борисом расчищала двор большого завода, расположенного по берегу Невы. Заводские цехи вместе со складами, силовой станцией, пожарным сараем, гаражом, проходной конторой и прочими помещениями образовали целый городок, окруженный высокой каменной оградой. Улицы этого городка, на которых затейливо перекрещивались пути заводской узкоколейки, были сплошь занесены снегом.

Вооружившись лопатами и кирками, люди долбили мерзлый снег, грузили его на большие листы фанеры, тянули к Неве и сбрасывали на лед. Работа была не из легких, но Борис умел так расставить людей и распределить между ними обязанности, что никто не мешал друг другу и дело заметно двигалось вперед.

Сам Борис трудился наравне с остальными. Он с ожесточением долбил киркой смерзшийся снежный пласт, когда к нему, слегка прихрамывая, подошел высокий худощавый человек в шинели и папахе:

— Узнаешь?

— Малинин!

Это был комиссар того отряда, которым Борис командовал под Псковом.

На фронте Малинин и Борис всегда обращались друг к другу на вы, но сейчас им казалось, что они, конечно, всю жизнь были на ты, — с такой силой вспыхнуло в них обоих воспоминание о последнем совместном бое. Борис вспомнил распахнутый полушубок, ушанку, свалившуюся со стриженой головы, серые удивленные глаза и едва удержался от слез.