Николай Омельченко: Жаворонки в снегу

Она хотела свернуть в переулок и убежать по сугробистой дороге в общежитие, на глаза навернулись слезы. Но остановилась и решила все сейчас же высказать Лешке:

— Эгоист ты, грубиян! И выговор тебе дали за твой гонор. Привык, чтобы хвалили. Ненавижу я тебя таким, и если...

— Что если? — Лешка остановился. — Кто же из нас эгоист? Тот, кто не догадался новый скребок сделать, или тот, кто сделал и молчит, никому не показывает, даже...

— А-а-а, вот ты о чем! Не знаешь, к чему придраться. Ой, Лешка, Лешка, глупый Лешка!..

— Ничего, теперь буду умнее.

Он перескочил через огромный сугроб и, увязая сапогами в глубоком снегу, зашагал по тому переулку, которым хотела уйти Наташа. Она постояла, вытерла кончиком колючего шерстяного платка слезы и медленно другой, дальней улицей побрела к себе в общежитие.

Целые сутки выл ветер, кружила густая мокрая метель. На свой участок Наташа ехала на дрезине. Лешка молча сидел рядом. Иногда он поглядывал на Наташу. Она знала, что он хочет заговорить с ней, что ему очень стыдно. И стоило Наташе улыбнуться или только бросить короткий взгляд в его сторону, и снова мог бы наступить приятный, теплый мир, который приносил им обычно после ссоры хорошую, веселую радость, как после долгой разлуки. Но Наташа молчала. Пусть помучается Лешка. Ей ведь тоже несладко.

У своей будки она спрыгнула с дрезины и, чувствуя, что Лешка провожает ее грустными кающимися глазами, быстро пошла к стрелкам. Ей даже показалось, что Лешка тяжело вздохнул.

Целую ночь от Лешкиного участка без задержки шли поезда. Все они были какие-то огненно-веселые, упрямо-стремительные К утру снег повалил гуще. Станция на помощь Наташе прислала двух чистильщиков: Петю Корышева, коренастого, с круглым лицом парня, с медлительными движениями, тихого и неразговорчивого, и дядю Клима, широкоскулого, всегда почему-то сердитого, ворчливого. Снег с полотна у стрелок очистили быстро. Все трое сидели в будке. От одежды, нагретой у раскаленной печки, мокро, пьяняще пахло талым снегом. Петя дремал. Дядя Клим, покашливая, крутил одну за другой цигарки из крепкой махры. Наташа думала о Лешке, прислушивалась к воющему за окном ветру. Однажды ей показалось, что откуда-то донеслась песня. «Наверное, ветер», — подумала Наташа.

На столике зазвонил телефон. В трубке нервный голос дежурного:

— Ягодко, очистите стрелки! Тяжеловесный! Даем «зеленую улицу»!

Наташа взяла скребок, метелку, вышла из будки. Вдали раздался длинный, настойчивый гудок. Очищенные перья стрелок дрогнули, клацнули железными челюстями, плотно притулились к рельсам. По полотну скользнул фарой длинного желтоватого света паровоз. Наташа сошла с полотна и, обернувшись, увидела на рельсах что-то черное. Быстро подбежала. На полотне лежал человек. Над ним на коленях стоял другой. Покачиваясь, он хлестал лежащего по щекам, дергал за уши.

— С ума сошли! — закричала Наташа. — Поезд, сейчас же уходите!

— Какой поезд, зачем поезд? Мы уже пешком, — сказал стоявший на коленях.

— Поезд идет, говорю!..

— А вот друг мой идти отказывается. Степк-а-а! Что ж ты, обормот, а еще собрался на свидание! Куда тебе? Не дошел, слабак! Если она узнает, обидится навсегда. Не дойти к милашке! Даст от ворот поворот...

— Перестань болтать, сейчас же уходите!

Уже над головами скользнул яркий свет фары. Тот, что стоял на коленях, повернул к свету голову и вдруг, словно понял то, что может сейчас произойти, быстро рванул приятеля на себя, и оба повалились на рельсы.

— На помощь! — закричала изо всех сил Наташа и, оглушенная то ли своим криком, то ли подходившим составом, ничего не помня, схватила и рванула на себя одного, затем другого. И сразу же ее обдало паром, запахом нагретых масел. Наташа повалилась в снег. Она слышала тарахтящую очередь пролетающих вагонов, понимала, что жива, что живы и те, кто всего полминуты назад лежал на рельсах, но от страха, внезапно охватившей ее усталости, тяжелой и цепенящей, она не могла подняться. Кто-то подхватил ее под руку, поставил на ноги. Это был дядя Клим. Рядом с ломом в руках, по-бычьи нагнув голову вперед, стоял Петя и быстрым испуганным шепотом говорил лежавшим в снегу:

— Не шевелись, голову размозжу, не шевелись!

— Что здесь произошло? — спросил дядя Клим.

— Да вот... — Наташа, сдерживая дрожь в голосе, выругалась. — Негодяи, лежали на рельсах, еще бы немного, и... прощай...

Петя опустил лом. Дядя Клим подошел к лежавшим.

— А ну, встать!..