Ходжабеков заморгал, длинное тело его задвигалось на кровати.
— Недавно один ответственный товарищ из обкома при всех справлялся о вас. Сказал, чтобы передали привет, работа спешная, а то бы сам наведался.
Что работник обкома спрашивал о Ходжабекове — это правда. А остальное Саидгази придумал сам. Он хорошо знал, что Ходжабеков любит вспоминать людей, занимающих высокие посты, чтобы намекнуть при удобном случае на приятельские отношения с ними.
— Я обещал, что донесу привет до Туйчибек-ака... — По движению губ и появившемуся теплому огоньку в глазах Саидгази понял, что Ходжабекову нравятся его слова. — Когда товарищ из обкома спросил о вас, я так обрадовался! А ваши враги, которые слышали это, просто сгорали со злости. «Да, да, — подумал я про себя, — Туйчибек-ака заслуженный человек. Если вы не цените его, то есть люди наверху!» А мы с женой каждый день, укладываясь спать, вспоминаем вас. Зубайра говорит, что Туйчибек-ака бесценный, благородный человек и забыть его — все равно, что забыть бога. Я ей ответил: «Глупая, разве ты не знаешь, что мы побратались с Туйчибек-ака, он сказал, что я ему друг на всю жизнь».
Этими словами Саидгази хотел напомнить Ходжабекову о том, как два года назад, когда Ходжабеков выдавал замуж свою приемную дочь, Саидгази в подарок преподнес дорогое трюмо, сервант. Тогда действительно растроганный Ходжабеков сказал: «Никогда не забуду этого, Саидгази, и возвращу вдвойне, отныне ты мне друг на всю жизнь».
— ...Три-четыре дня назад наши недруги с темными мыслями начали ревизию. Хожу себе и в ус не дую: мол, делайте, что хотите, кто посмеет навешать что-нибудь на шею Туйчибек-ака...
— Ты что, пришел уговаривать меня? — холодно сказал Ходжабеков.
Саидгази захихикал.
— И в такой момент не перестаете шутить, Туйчибек-ака, дай бог вам здоровья!
— Один раз заманил в свой силок, а теперь не выйдет — глаза открылись. — Ходжабеков мотнул головой.
— Туйчибек-ака, соберитесь с мыслями, подумайте. Не губите себя.
— ...Погиб, а потом снова родился на свет. Остаток жизни хочу прожить чисто, честно...
— Туйчибек-ака, не будьте ребенком. Стойте крепко на прежних позициях. Говорите, что Шербек загубил план по животноводству, ударившись в свои опыты. Говорите, что были вынуждены на двести тысяч купить овец и поэтому удалось выполнить план. Сваливайте вину на Шербека. Пусть смеются ваши друзья и плачут враги...
Ходжабеков упрямо замотал головой.
— Туйчибек-ака, товарищ Ходжабеков! — Саидгази опустился на колени перед кроватью. — Вы покалеченный человек. Смотрите, чтобы труп ваш не захоронили в тюрьме. Делайте все разумно. Если вам себя не жалко, то пожалейте хоть меня. Вы знаете, я слабый.... — глаза Саидгази наполнились слезами, — семья, дети еще маленькие, нетрудоспособные. Старшему только исполнилось семнадцать, а младший сосет грудь. Что они будут делать, если меня засадят? Беззащитные мои, бойтесь их слез...
— Ты... Если бы думал о них, то ни себя, ни меня не тянул бы на преступление, — слабо прошептал Ходжабеков.
Он даже не повернул головы в сторону Саидгази, прилипшего к кровати, и продолжал лежать молча, уставившись в потолок.
— Только из-за детей встал на эту дорогу. Хотелось лучше одеть, накормить...
— Детей не трогай... Оставь, пусть растут честными, без твоего воспитания...
— Без отца, сиротами?
— Государство возьмет отцовство на себя. Не будет учить, как ты, воровству, махинациям.
— Не забывайтесь! — как змея, с шипением подскочил Саидгази. — Если я вор, то вы главарь шайки.
— Я... хочу... просить прощения, — сказал слабым голосом Ходжабеков, — дом, добро — все возвращу хозяину — колхозу. Скажу... весь в вашей власти, делайте, что хотите. А ты...
— Дом, добро! Ха, святоша! Пустой дом и развалины забора. Якутой за одну ночь вместе с новым муженьком подмела все и скрылась!
Заметив, что длинное лицо Ходжабекова еще больше вытянулось, а глаза в ямах застыли, хохотнул в душе: «Ну как, браток, самочувствие?»
— Якутой здорово провела вас! Таким мужьям-растяпам, как вы, так и надо. Зачем ей нянчиться с таким мужем — калекой, получеловеком, изгнанным с работы, ни к чему не пригодным? Вышла за такого, что на все руки мастак, здоровый, как жеребец.
Ходжабеков скрипел зубами, что-то говорил, ругался и стонал, знаками показывал, чтобы Саидгази уходил. Но тот кружил над ним, как коршун.
Собрав последние силы, поднял забинтованную голову, но не выдержал и упал. В глазах потемнело, изо рта пошла пена, он потерял сознание. Саидгази накрыл лицо Ходжабекова простыней и отскочил к двери.
Читать дальше