Инна Гофф - Северный сон

Таким же непогрешимым, уверенным в себе был и свекор. Казалось, ничем уже нельзя было растрогать, удивить этого человека. Сними ему с неба луну и повесь на грудь, как медаль, он только скажет: «Ну, что ж... Мы, Аникины, потрудились неплохо. Кому ж и носить ее, как не нам?..»

Они любили себя, Аникины. Любили все, что принадлежало им. Иногда Наде казалось, что Андрей и ее любит только за то, что она жена Аникина; коли она его жена, стало быть, она лучше всех.

Надя познакомилась с Андреем на вечере в клубе водников. Была весна. Надя была в белом платье, с белыми лентами в косах. Тогда у нее еще были косы. Вечер посвящался открытию навигации. Играл оркестр. Надя танцевала без отдыха. Чаще других ее приглашал молодой капитан со светлым, как только у детей бывает, пшеничным чубом. Танцевал он хорошо, уверенно. Во время танца не разговаривал, как другие, и что бы Надя ни сказала, отвечал ей одним словом: «Точно».

«Милый, — думала Надя. — Славный...»

Потом он проводил ее домой. Вечер был тихий, светлый. Цвела сирень в палисадах.

— Надя, — сказал он, — давайте встречаться.

И они стали встречаться. Ходили на танцы, в клуб водников. В кино. Катались по реке.

Соседи говорили:

— Интересный парень. Ты его, Надя, не упускай.

Мать говорила:

— Зятек пришел, — и бежала открывать дверь.

Подруги говорили:

— Надь, он всерьез или так, время провести?

— На свадьбу-то позови!

— А между прочим, из вас хорошая пара получится.

Однажды он сказал:

— Я человек такой: что задумал, обязательно добьюсь. Так зачем волынить? — Светлые волосы, взгляд острый, упрямый.

К чему волынить?

Андрей нравился ей. Было любопытно представлять себя замужней женщиной, женой. Примерять его фамилию: Аникина. Надежда Аникина. Аникина Надежда Николавна...

Вскоре они поженились, и она на самом деле стала Аникиной.

День был голубой, ясный. Но воду рябил ветер. Он дул с севера, и навстречу ему неуклонно двигался караван белых кораблей.

Давно остался позади маяк, упомянутый в лоции, острова и поселки с певучими финскими названиями — Янега, Валдома. Миновали семафорный мост.

«По левому берегу — «Поцелуй», — прочла Надя в лоции и выбежала на палубу посмотреть поселок с любопытным названием.

Поселок был мал, среди приземистых домов выделялось бревенчатое здание школы с голубой табличкой на фасаде, повернутом к реке. Школа стояла так близко к воде, что слышно было, как звенит звонок. И сейчас же в каждом окне появились ребячьи головы.

Дети громко кричали, махали руками, приветствуя проходящие корабли. Надя помахала в ответ. Прямков — он с раннего утра на палубе — достал свой белый платок и, высоко подняв руку, стал методично размахивать им.

— «Поцелуй», — задумчиво повторила Надя, когда поселок исчез из глаз, — интересное название...

— Видать, встречные корабли в тумане шли, ну и поцеловались, — объяснил ей Прямков.

Но ей не понравилось такое объяснение. Ей виделись двое, очень молодые и счастливые. Здесь он поцеловал ее впервые. Здесь, где так чисто, свежо пахнет рекой и сосновым лесом...

— Рано. Рано идем, — сказал старик, переминаясь. Видимо, у него замерзли ноги. — На Онежском лед...

— Радиограмма получена?

— Зачем мне радиограмма? Вот, смотрите... — Он набрал воздух в легкие, и, когда выдохнул, Надя отчетливо увидела струйку морозного пара.

— Чуете? — торжествующе спросил он. — Арктика дышит.

Опять прошли мимо маленькой деревушки в десяток дворов.

Сразу за домами начиналось поле — его легко охватывал глаз, — небольшое поле, отвоеванное человеком у леса.

И снова лес, лес.

И вдруг по правому борту возник город.

Он возник, как видение, с окнами, горящими в отблесках заката, с новеньким Дворцом культуры, на горке. По одной из его улиц лихо бежал автобус — не какая-нибудь провинциальная «коробочка», а заправский красно-желтый «ЗИЛ».

— Что это? — удивилась Надя. — Какой-то город...

— Да, город, — подтвердил Прямков. — Глухое лесное селеньице было. И вот, пожалуйста.

Город был невелик.

Вскоре он скрылся из глаз, и вновь потянулся бесконечный лес.

Они стояли на главной палубе у правого борта, когда мимо них прошагал кудрявый радист с радиограммой.

Он по-кошачьи легко взбежал по трапу на ходовой мостик и вскоре спустился, пошел назад, к себе в рубку, насвистывая и машинально постукивая себя карандашом по руке, повторяя свой профессиональный жест — работу ключом.

На мостике появился Лучников.