Борис Никольский - Повесть о солдатском бушлате

— Ой, смотрите, что мальчишки делают!

Макаров посмотрел в окно.

Сначала он не понял, что испугало Люду. Мальчишки пились на том же пустыре, где он встретил их час назад. Лёня Балерина был вратарём — он стоял спиной к глухой кирпичной стене, на которой мелом были обозначены ворота. А Борька Терёхин бил по воротам. Вот он разбежался, удар мяч гулко припечатался к стене возле самой Лёниной головы, тот успел только дёрнуться. Терёхин снова ударил — мяч попал в Лёньку. Терёхин ударил ещё — опять в Лёньку!

«Тоже мне центр нападения! — подумал Макаров. — Кто же так бьёт — всё во вратаря?»

Борька ударил снова, и тут Макаров вдруг понял, что он нарочно целился во вратаря! Он нарочно старался попасть в Лёньку! А Лёня Балерина, прижатый к стене, только неуклюже дёргался, пытаясь то ли отбить мяч, то ли увильнуть от него.

Даже стоя здесь, в классе, Макаров чувствовал, как старается Терёхин побольнее влепить мячом в этого невезучего Лёню Балерину.

Лёня был уже весь в пыли, в грязных отметинах и ссадинах, но по-прежнему не уходил из ворот. Остальные мальчишки с любопытством наблюдали за этим поединком.

— Терёхин! — закричала из окна Татьяна Васильевна. — Как тебе не стыдно! Прекрати сейчас же!

— А что я делаю? Я что-нибудь делаю, да? Чуть что Терёхин! Чуть что — Терёхин! А мы Балерину на вратаря учим! — Он прокричал всё это на одном дыхании, одним залпом — голос у него был что надо!

Макаров отчётливо представил себе, как по вечерам Борькина мать кричит из форточки на всю улицу: «Боря! Домой! Бо-о-оря! Кому я сказала?!» А он отвечает откуда-нибудь с другого конца улицы: «Не-е, мам! Я ещё погуляю!» Только в подобных перекличках рождаются и закаляются такие голоса, какой был у Борьки Терёхина.

— Если вы не хотите, Татьяна Васильевна, пожалуйста, мы не будем! — кричал Борька. — Больно нам надо!

— Ладно, — сказал Макаров. — Они сами разберутся.

По привычке заядлого курильщика он уже вынул портсигар и нетерпеливо постукивал по нему пальцами.

— Вы знаете, вообще этот Терёхин — неплохой мальчик, подвижной очень, живой… — сказала Татьяна Васильевна, и Макаров подумал: а говорит ли она когда-нибудь о ком-нибудь плохо? Наверно, нет. — Да, очень живой мальчик, только разболтанный немного. Курить вот начал, наверно, с десятилетнего возраста, и ничего не можем с ним поделать…

— Его мать лупит, чтобы не курил, а он всё равно курит, — сказала одна из девочек.

Макаров смущённо спрятал свой портсигар в карман.

— Ему надо дать какое-нибудь общественное поручение, — сказала Люда Лепёшкина. — Тогда он исправится.

Девчонки тут же заспорили о Терёхине: кто ругал, а кто заступался за него. Сам Терёхин в это время в своей красной футболке с девяткой на спине по-прежнему гонял мяч. В окно Макарову было видно, как мальчишки снова разделились на две команды и теперь носились по пустырю. А Лёня Балерина опять сидел в стороне и, закатав штанину, рассматривал разбитое колено.

Когда-то в детстве Макаров тоже мечтал стать классным футболистом и теперь впервые пожалел, что его мечта так и не сбылась. На минуту он даже вообразил себе, как подходит к ребятам, как показывает им один приём, другой, как изящно и небрежно перекидывает мяч через себя и мальчишки во все глаза следят за каждым его движением… Это было бы здорово!

Варежку Люды Лепёшкиной искали не так уж долго, но всё же минут десять, не меньше, заняло это маленькое происшествие. Макаров привык ценить время, привык к тому, что в его работе — работе радиста — каждая потерянная секунда может обойтись очень дорого, а потому, и в обычной жизни зря потраченные минуты вызывали у него ощущение недовольства и тревоги.

Мороз усиливался, и ветер, точно соревнуясь с ним, тоже становился всё злее. Ветер лизал снег, и над равниной закручивались длинные языки снежной пыли. Макаров был человек городской и не очень-то разбирался в тех предупредительных знаках, которые посылает человеку природа, но эти снежные вихри показались ему тревожным предзнаменованием. Он поторапливал ребят. Оставалось не так уж много: самое большее через час-полтора они должны выйти к сопке, обогнуть её и оказаться у цели.

Макаров теперь то шёл впереди, прокладывая лыжню, то отходил назад, в хвост цепочки, чтобы подбодрить отстающих.

Когда он сходил с лыжни и пропускал ребят вперёд, он словно бы принимал парад. И Генка Смелковский, главный остряк класса, салютовал ему палкой, брал «на караул». Остальные ребята тоже проходили мимо него лихо и небрежно, стремясь показать, что ни капли не устали, что нипочём им эти пройденные километры. Особенно старалась маленькая Люда Лепёшкина.