Адександр Можаров - Смешные и печальные истории из жизни любителей ружейной охоты и ужения рыбы

Снова зацикала птица и темное пятно неясных очертаний, едва различимое на фоне небесной мути стало приближаться к нам, похоркивая. Брат выстрелил, и мы услышали легкий шуршащий удар от тела птицы, упавшей в снег оврага. Бес шустро помчался на этот звук. Брат разломил ружье и стал вытягивать из стволов гильзы. Запахло спаленным порохом.

В этот миг над нами дважды хоркнул и цикнул, невесть откуда взявшийся, вальдшнеп. Я поднял глаза и отчетливо увидел прямо над собой силуэт тянущего петушка.

— Пали! — зашипел брат так, словно решился-таки вырвать больной зуб.

Я вскинул к плечу двустволку и попытался прицелиться в медленно тающую в ночном небе птицу. Нажал сразу на оба курка. Предохранитель! Отжал кнопку предохранителя и снова поймал птицу в прорезь между стволами. Приклад ударил в плечо, и в ушах зазвенело.

— У-ушел, — с нотой обиды в голосе проговорил брат и сразу же примирительно добавил: — Ладно, пусть живет. Завтра доберешь. Похолодало. Больше не полетят. Пора домой. Где Бес-то?

Домой собака шла вяло, не натягивая поводка и стараясь остановиться и обнюхать каждый кустик и бугорок. Мы немного отстали. В темноте я почти не видел брата, но слышал, как чавкают в глине его сапоги и скрипит так и не пригодившаяся керосиновая лампа. Мы шли молча, думая каждый о своем, а может быть об одном и том же, потому что у самого дома брат вдруг обернулся и, улыбнувшись, сказал:

— Ладно, рисуй свой запах дождя так, как ты видишь. Сегодня я все равно победитель.

С этими словами он нежно похлопал по ягдташу с двумя куликами.

а вечернюю зорьку я опоздал из-за невзрачного рыжего дергача, явно побывавшего в руках какого-то сумасшедшего дрессировщика.

С Бесом мы вышли из дома на закате. Осеннее небо, озаренное золотистым светом, местами было густо вымазано полосами темных, едва ли не грозовых туч и испещрено десятками белых облачков, словно там, в заочных высотах палили из беззвучных, выставленных в неописуемом беспорядке пушек. От дома ясно просматривалась даль, обласканная за Волгой последними лучами. А близкие мрачные луга, скрытые от света тучей, по-октябрьски холодно посверкивали стальными лезвиями озер. Порывистый ветер пряно пах прелой листвой ветел.

Брат еще утром увез в город на прививку Тумана и Бояра, я хлопотал по хозяйству весь день, а Бес, как привязанный, слонялся за мной по дому и старался чем-нибудь помочь: зевающий от избытка чувств, он лез мне на руки, когда я старался приподнять большой газовый баллон с пола, вставал на пути, когда я, раскачиваясь маятником, нес баллон к дверям, и яростно облаивал «чужих», когда я пытался расплатиться с ними за доставленный газ. Серебряные горошинки из часов нет-нет рассыпались и, прыгая, скатывались по ступенькам хрустальной лестницы, отмечая продолжительностью своего звона приближение вечера.

Когда полные сознания того, что все плановые и незапланированные проблемы решены, мы вышли через калитку на улицу, покинутый всеми дом обиженно поджал створки дверей, устремил в бесконечность пространства взгляд поблескивавших окон, и сделал вид, что ему безразлично, когда мы все вернемся и вернемся ли вообще.

Мы не спеша спустились к Кудьме по крутой и кривой улочке. Скатывающиеся из-под ног камешки и пенящиеся по желобам вдоль дороги шустрые струи воды стремились навязать нам свой темп движения. Но мы не обращали на них внимания. Впереди нас ждал старенький катер, неторопливая переправа через ледяную Кудьму, всю в желтых лодочках-листьях ив, и давно выкошенные луга, хрустящие под ногами сухой колкой стерней. Нас ждало давно испытанное место в густых камышах, где водяные полевки грызут у основания сочные стебли, а по светлому полотну неба мелькают, как на экране, тени жирных пролетных уток. Мы знали, что ждет нас в лугах, и знал и, что дома нас ждать некому, поэтому ничто не могло внести сумятицу в наш душевный покой. Мы не знали только о планах невзрачного рыжего дергача.

Едва обогнули старицу, густо обросшую прибрежными ивами, как Бес, опередивший меня шагов на двадцать, порскнул рысью с тропинки к кустам. На некотором расстоянии впереди него мчался по стерне к тем же спасительным кустам какой-то зверек. Расстояние между ним и собакой быстро сокращалось, и мне стало ясно, что через мгновение гонки закончатся. Сделав пару последних отчаянных рывков, ягдтерьер настиг жертву и сомкнул челюсти на ее туловище. Однако в следующий миг выяснилось, что я ошибся. Зверек перед самой мордой собаки вдруг раскрыл крылья и вспорхнул. Бес с отчаянным стоном пролетел по инерции кубарем около метра, а зверек, оказавшийся коростелем, мягко приземлился почти там же, где взлетел. Еще не встав как следует на ноги, Бес бросился назад с раскрытой пастью, надеясь покончить с этой летающей крысой одним махом. Но коростель не собирался сдаваться. С проворностью мультипликационного Вуди Вудпекера он помчался, стелясь телом по земле, в противоположную от кустов сторону. Лай, стон и вопль вырвались одновременно из собачьей души, оглашая луга тем невероятным, полным мольбы и угроз голосом, что у гончих называется заревом. Через несколько мгновений собака вновь настигла дергача, и он снова повторил свой цирковой трюк, пропустив ягдтерьера под собой. Попытка собаки схватить птицу на лету не удалась. Его зубы звонко клацнули в воздухе, а сам он сделал кульбит. И вновь Бес бросился с голосом за удирающей птицей, и снова она позволила почти догнать себя, а затем перепрыгнула через него. На этот раз дергач решил изменить тактику. Пробежав несколько метров, он неуклюже взлетел и часто махая неожиданно большими крыльями, поволокло воздуху свое обвисшее тряпкой туловище к куртинке высокой желтой травы вокруг огромного седого пня. Чувствуя, что добыча уходит, Бес заголосил, как ребенок, у которого отняли любимую игрушку, и черным зайцем понесся к пню.