— Да пропади они — ларьки наши, — с намерением склонить деда на другую тему, перебила Ефимиха. — Ни синь пороху там не купишь, а языки до мозолей мотают. Лишь бы людей сквозь ушко протащить. Да плюнь ты, Гордей, вечные сплетни тама.
— А ну-к помолчи! — грозно осадил дед Ефимиху. — Вечно вы за своей болькой чужой беды не видите. Абы вам, чтоб спокою вам, чтоб достатков… Ну, умолкни, я сказал! Иван. Вон что там сказано. Твово-то внучка сам директор в три шея с завода вытурил. А? Иван?
— Давай без паники, дед, — уклонился от ответа Иван. — Садись-ка вот, гостью приглашай.
— Дак я что, я вон что, — понял Гордей внука. Не надо при людях свою беду напоказ выставлять. — Бегаю, как рысак орловский, а куда ни сунешься, одни мыши скребутся. Ты это, Семенна, ты вона — садись.
Но какой уж артист из деда Гордея? И, чтоб не сорвался он опять на ненужные пока вопросы, отвлек его Иван:
— Там же у нас где-то икра кабачковая. Полбанки осталось. Плотва прикопченная, ну, что ж ты, хозяйствуй.
Хозяин из деда еще хуже, чем артист. Будет теперь маяться: где и что у него припрятано, а найти не найдет. Может, не было или сунул куда с дурной-то, с дырявой башки. Засуетился, на время забыв о тех гадских разговорах в ларьке. И ладно, и очень кстати. Ефимиха тоже переключилась. Оглядела Ивана пристально, прицельно, сказала авторитетно, явно забыв недавнее:
— Женился б ты, малый. С телеграфельный опор вымахал, а все бобылюете без хозяйки-то. Вон, говорят, Зойка комиссарова за тебя пойдет, разве не пара. От такой вон отравы, — показала на остатки кабачковой икры, которую дед все же разыскал, — от нее цепной кобель подохнет, какого рожна терпите, хуже каторжных? Хотя б тебя, хрена старого, взять, — накинулась на Гордея. — Тебе, кажись, боле восьми десятков, тебе, беззубому, диета надобна, а ты, как хорек какой, корки доедаешь. Вань! Бери комиссарову, она хозяйственная.
— А вот мы сейчас разберемся, — пообещал Иван, сдергивая с поллитровки станиолевую голову. — После первого и начнем, потому после второго нам не до свадеб сделается. Ну-к, люди добрые, когда было, когда будет. За хорошее житье! — поднял граненый стакан. — За добрых и верных товарищей. Поехали!
Выпили дружно, охотно. Мария Семеновна утерла губы ладонью, потрогала хлебную корочку, укоризненно покачала головой. Взяла было вилку с плохо протертыми рожками, положила на край стола, достала рукой скибочку соленого огурца, выставив язык, спровадила ее в рот. Похрупала. И сказала с пониманием:
— Наливай-ка, а то не возьмет и вовсе. Пить да не хмелеть, зачем добро тратить?
— Что за нужда у тебя к нам? — спросил Гордей. Ему не терпелось выпроводить гостью да разобраться в том, что услышал у ларька. — Ты выкладывай, коль пришла.
— Нешто нужду выложишь? — пустилась на уловку Мария Семеновна. Ей как раз спешить некуда. Тоже охота узнать, что там нового про Ивана болтают. Она твердо верила, что в мире не бывает дыма без огня. А дым на этот раз вона как прет, что из заводской трубы. — Беда наша, Гордеюшка, как душа грешная. Никуда ты от нее и никак. Я вон говорю Ваньке: женись. Девка куда как хороша…
— Эт мы без тебя обмозгуем, — перебил дед словоохотливую Ефимиху. — Ты ж к нам не сватьей явилась? Ну-к что там у вас опять?
— А-а, отстань! — не приняла гостья требований деда. — Зайдешь к вам в сто лет раз — и то чуть не взашей вытряхиваете. Мне вот посидеть с хорошими людьми, поговорить…
— Э-э, пошла-поехала, — неодобрительно отвернулся Гордей.
— Да что ты мне сказать не даешь? — одернула Ефимиха деда. — Ты сорок лет назад свои мозги порастратил, буду я тебе вопросы жизненные задавать. Вань. Да наливай, что ль.
Выпили остаток. И опять Мария Семеновна не притронулась к закуске. Даже огурец не удостоила. Отпыхтевшись, завела снова:
— Сколько лет у нас под боком Федька этот воняет. А? На каком таком основании? Домину распялил на пол-улицы, мезонину под бемское стекло оборудовал. Казенной краской два раза в год элеватор этот с крыши до мыши поливает. А? Теперь мало того — работящих людей за химок сгреб. Думаешь, это он только мово архаровца обратал? Он всех вас, он под одну гребенку чехвостит. А вы? Нет, голубчики сизые, на такое дело я не согласная. Сама возьмусь. У меня еще во! — показала вполне внушительный кулак. — Сцапаю за черти — не шибко вырвется. Чтоб мово сына, мово внука! А это вот не видал? Я ему зоб до капусты прорву! А вы как думали? Да я… — И, враз обмякнув, закончила жалким шепотом: — Так не сирота же я на белом свете. Братцы мои, как же так?
Читать дальше