Вера осталась одна. Она сидела, утопая в глубоком кожаном кресле, и думала:
«Хорошо, что Толи нет в городе. Было бы ужасно, если бы я встретила его именно сейчас. Только бы его не ранило там, на фронте! Только бы он остался жив. Мы еще увидимся когда-нибудь. Не может быть, чтобыэто не прошло.
Но ведь он-то не знает, что я жива, что я существую на свете!.. Откуда же ему знать! Я напишу ему. Обязательно напишу. Сейчас вернется его отец, и я спрошу адрес… Его отец… Могла ли я думать, что доставлю ему такую радость? Неужели я еще могу кому-то доставлять радость?..»
Валицкий вошел в кабинет, держа две чашки в вытянутых руках, осторожно ступая, чтобы не разлить чай.
Поставив одну чашку на край письменного стола, он протянул Вере другую и сказал:
– Прошу вас, пейте!
Она поднесла чашку к губам, сделала глоток. Чай был горячий и чересчур сладкий, очевидно, Федор Васильевич положил в чашку несколько ложек сахару.
А Валицкий опустился в кресло напротив и снова стал неотрывно глядеть на Веру, забыв о своем чае.
Неожиданная мысль пришла ему в голову: как было бы хорошо, если бы Вера осталась здесь, в этом доме, навсегда! Он не связывал это с будущим своего сына, просто думал о том, как было бы хорошо, если бы эта маленькая девчушка каждый вечер сидела здесь, в этом кресле…
– Федор Васильевич, – сказала Вера, – можно, я запишу Толин адрес?
Этот вопрос вернул Валицкого к действительности.
– Адрес?.. – переспросил он. – Но у меня еще нет его адреса! Он обещал, что напишет, как только прибудет на место. Если придет письмо, я вам тотчас же дам знать! Разрешите, я запишу ваш телефон.
Она нерешительно назвала номер, и Валицкий записал его на листке настольного календаря, не думая в эту минуту о том, что сам намеревался пробыть в Ленинграде очень недолго.
Записывая, Валицкий взглянул на Веру. Она впилась глазами в карандаш, которым он выводил цифры. Губы Веры были полураскрыты, вся она подалась вперед.
– Скажите, Вера, – нерешительно спросил Валицкий, – вы… любите Толю?
Она молчала.
– Я прошу вас понять меня, – продолжал он смущенно, – это не любопытство, не контроль, мой сын уже взрослый. А я… я сухой, совсем не сентиментальный человек. – Он говорил, все более волнуясь. – Вся личная жизнь Толи прошла мимо меня. Но теперь война. Я не знаю, увижу ли его снова, нет, нет, я верю, он останется жив, но мне-то, мне уже много лет… И мне надо знать… Я хочу представить себе его дальнейшую жизнь… Вы… вы будете вместе, когда кончится война, да?
Вера хотела что-то сказать, но губы не слушались ее. Она встала, отошла к окну. Плечи ее тряслись.
– Вера, Веронька, милая, что, что с вами?! – в испуге проговорил Федор Васильевич, подходя к ней. В эту минуту он вдруг вспомнил: Анатолий говорил ему, что еще там, в Белокаменске, они поссорились.
– Толя чем-то обидел вас там, в этом городке, скажите мне, вам будет легче, скажите! – повторял Валицкий.
– Нет, нет, – сдавленным голосом проговорила Вера, – он ничем не обидел меня. Мне просто… мне просто трудно поверить, что все… все ушло… все кончилось.
Валицкий сжал ее мокрые от слез ладони.
– Родная моя девочка, я очень старый человек и уже совсем не помню, когда я любил и меня любили. Но я знаю жизнь. Вы не хотите сказать, в чем причина ваших слез. Но поверьте мне – это пройдет. «И это пройдет», – сказал когда-то мудрец. Кончится война, снова всюду зажгутся огни… Неужели вы не понимаете, что у вас вся жизнь впереди?!
– Нет, Федор Васильевич, спасибо вам, но я… Если бы я могла отомстить им за все! Я хочу жить только для этого.
– Я сегодня вернулся с Луги, – глухо проговорил Валицкий. – Мой сын на фронте, моя жена ранена во время бомбежки. И все же я живу надеждой. Надеждой на победу и, значит, на будущее. Может, сам я не доживу. Но с меня хватит веры в то, что это будет! Будет победа, будет счастье!
– Если бы вы знали, что я пережила, – безнадежно проговорила Вера.
Валицкий покачал головой.
– Не так давно я пришел к одному человеку и сказал, что у меня большое горе и что поэтому хочу пойти на фронт. Он мне ответил, что на фронт идут не для того, чтобы забыть свой горе, что в такое время нельзя думать только о себе. Слишком много горя кругом. Знаете, кто был этот человек? Ваш отец, Вера! Иван Максимович Королев. И он был прав.
– Но я видела то, что не может присниться даже в страшном сне! – неожиданно горячо заговорила Вера. – Вы когда-нибудь видели, как вешают людей? Как по голове ребенка бьют винтовочным прикладом? Слышали, как воет, страшно, по-собачьи воет обезумевшая мать? Мстить! Только мстить!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу