— Тридцать процентов овец в нашем колхозе — полугрубошерстные, — снова заговорил Кенешбек. — А мы мечтаем со всей отары состригать тонкорунную шерсть.
— А грубошерстных овец… — начал, поглаживая бороду, приехавший в гости председатель.
— А грубошерстных овец… — перебил его Кенешбек, — нет у нас не только в колхозе, но и в личной собственности колхозников. — Он от гордости выпятил грудь.
— А у нас есть и в колхозном хозяйстве и у колхозников, — сказал бородатый председатель.
— Тогда вы отстали даже от Сергея, бывшего батрака, моего свата, — заметила Айкан.
Все стоявшие вокруг взрывом хохота ответили на ее шутку.
— Нет, тетушка Айкан. Эти негодники держат пестрых овец, потому что любят курдюк и печенку, — сказал усатый, и все засмеялись снова.
Веселье нарастало. Гости и хозяева перебрасывались острыми, задорными словами. Добродушные шутки и смех, сопровождающий их, это ли не симфония, радующая слух?
В разгар веселья к колхозникам верхом на коне подъехала Айымбийке, к седлу у нее были привязаны два бурдюка с кумысом.
— Здравствуйте! Пусть ваш смех и шутки будут для всех! — издалека приветливо крикнула она.
Сагындык и Эркин помогли ей снять с лошади бурдюки. Лиза принялась разливать кумыс.
Сидящие полукругом люди, выпив по две-три большие пиалы кумыса, оживились еще больше.
— Тетушка Айымбийке, вы зимой во время окота ухаживали за овцами, а теперь уже доите кобылиц? — спросил усатый гость.
— Да. Если председатель молодец, то он женщин, подобных мне, будет гонять куда вздумает. — Айымбийке этими шутливыми словами высказала затаенную обиду на Кенешбека.
— Разве плохо помочь деверю, у которого малые дети? — оправдался Кенешбек. — Твоя невестка теперь поправилась, через дня два-три выйдет из больницы.
— На какую работу погонишь ты меня, когда вернется невестка? — Айымбийке вопросительно поглядела на Кенешбека.
— Пусть погонит куда найдет нужным, лишь бы вы меня угощали кумысом, — громко засмеялся бородатый.
— Я привезла кумыс Темишу и его друзьям, услышав, что они уезжают сдавать экзамены. Пей, Сагындык! А эти два председателя способны не только два бурдюка кумыса, а даже воду двух рек выпить…
— Да! Золотые у тебя дети, тетушка Айкан, да будет всегда сиять радостью ваше лицо, как солнце, — переждав смех, вызванный шуткой Айымбийке, сказал усатый.
— Дорогие мои сватушки, — заговорил Сергей. — У вас при себе темир-комуз? Сыграйте «Чабанский наигрыш»!
Кенешбек вскочил с места.
— Темиш, подай мне свою свирель и сбегай за комузом! Мы с Эркином сыграем на свирели. Сагындык, присоединяйся к нам. Начнем с «Чабанского наигрыша», а потом сыграем песню Айкан «Народу Хан-Тенгри».
Гости — усатый и бородатый председатели — с удивлением смотрели на воодушевившегося Кенеш-бека.
Темирболот и Сагындык настроили свои комузы.
— Много я выпила кумыса, поэтому лучше буду играть стоя, — сказала Айкан.
Все остальные поднялись вслед за нею.
После семи пиал кумыса бородатый председатель с трудом встал на ноги. Он пыхтел и задыхался, чуть было не проговорив вслух: «К чему все эти затеи? Было бы лучше послушать песню лежа», но удержался, боясь вызвать насмешки.
Со стороны Хан-Тенгри повеял легкий ветерок и принялся теребить платок Айкан.
Она оглядела девушек и молодух и заиграла на темир-комузе.
— О мастерицы-чудесницы! — крикнул Сергей и важно погладил свои рыжие усы.
Звуки слились в чарующую мелодию.
— Здорово! Настоящий «Чабанский наигрыш», — усатый председатель с умилением слушал музыку.
Перед ним возникли обширные, бескрайные урочища с рассыпанными то там, то здесь отарами овец, и чабан — гордый и счастливый своей работой, день и ночь охраняющий все эти богатства.
Бородатый председатель выпил слишком много кумыса и поэтому тяжело дышал, раздувая ноздри; он безучастно смотрел на участников этого замечательного концерта. Игра на комузе напоминала ему барабанный бой, звуки темир-комуза казались дребезжанием, свирель — нудным писком детских свистулек. Он вообще не разбирался в музыке, но любил о ней важно рассуждать, время от времени приговаривая: «Не забуду такой-то концерт», или: «До чего хороша такая-то мелодия!»
Сергей, если жена не заставляла его лечь вовремя, мог просидеть до утра у радиоприемника.
Когда по кивку Айкан все запели «Народу Хан-Тенгри», Сергей замер. Вдали вздымались горы Хан-Тенгри. И, блистая и смеясь под солнцем своими белоснежными вершинами, горы как бы говорили: «Раскройте глаза пошире, любуйтесь, как радостно и весело вокруг».
Читать дальше