Виктор Степанов - Рота почетного караула

В следующую пятницу он позвонил снова, но телефон ответил редкими, отозвавшимися эхом безлюдности гудками. Потом две недели подряд отменяли увольнение, а дни продолжали маршировать своим стремительным, безостановочным маршем, и Андрей не заметил, как почернели стволами и ветвями сбросившие листья тополя, как всю роту облачили в шинели и на плацу прибавилось работы дневальным — командир не позволял упасть на асфальт даже листику.

Накануне очередного увольнения в город, не дождавшись, когда офицеры отправятся домой, он вошел к командиру роты и попросил разрешения позвонить.

— Кому? — настороженно спросил майор.

— Девушке, — признался Андрей.

Командир на секунду смешался, удивленно пожал плечами и подвинул ближе к Андрею аппарат.

— Только не бросай трубку, не бросай! Я очень хочу тебя видеть! Мне нужно сказать тебе очень важное, очень! — быстро проговорил Андрей.

Трубка молчала.

— Я тут не один, звоню от командира, — пояснил он.

— Хорошо, — ответила Настя. — На Ленинских горах… В четыре часа…

Андрей чуть не сбил с ног дневального.

…Он ее не узнал. В голубом пальто с белым пушистым воротничком — какой-то счастливый зверек уютно прикорнул у нее на плечах! — стройная девушка стояла к нему спиной. Девушка обернулась и оказалась Настей.

«Она простила меня!» — обрадовался Андрей, видя, как за слабым налетом отчужденности уже просвечивают, оживают в глазах золотинки веснушек.

— Куда пойдем? — спросил он как ни в чем не бывало и взял ее под руку, стараясь казаться непринужденнее.

К его удивлению, Настя не отстранилась.

— Ко мне! — пряча улыбку, сказала она.

— Опять к старику?

— Кузьмич уехал в деревню… — И, тряхнув головой, Настя повторила, повеселев: — Поехали, поехали!

В квартире действительно никого не было, знакомо пахнущие сырой свежестью полы глянцево белели в сумрачности прихожей. Андрей скинул сапоги, остался в носках.

— Вот Кузьмичевы, — бросила Настя стоптанные шлепанцы.

— Они мне только на мизинец, — отшутился Андрей, не пожелав их надевать.

Настя осталась в коротком платьице, со всеми подробностями очертившем фигуру. Сунула ноги в зеленые остроносые тапочки и сразу стала такой домашней и притягательно нежной, что Андрей едва удержался, чтобы не обнять ее, когда она, освобождая вешалку, коснулась его плечом.

— Будь как дома, но не забывай, что в гостях!.. — засмеялась Настя.

Андрей освоился окончательно — отцепил галстук и, закатав на рубашке рукава, полез за сигаретами: вдруг сильно захотелось курить.

— На кухню, на кухню! — погрозила Настя пальцем и наклонилась к холодильнику, переставляя в нем какие-то банки. — Будем готовить обед!

Она держала в руках пакет с картошкой и стояла вся раскрасневшаяся, вроде бы даже чего-то застеснявшись. Андрей тоже смутился.

— Я не хочу, Настя, честное слово, — зардевшись, проговорил он. — Только что в роте пообедали…

— В роте одно, а дома другое, — возразила Настя.

Она ловким движением откинула волосы, и Андрея колюче, с чуть уловимым запахом не то черемухи, не то сирени задело по щеке — Настино лицо было на расстоянии дыхания. На какое-то мгновение что-то жаркое, пылающее, как от костра, соединило их лица. Настя качнулась смутным пятном, отпрянула, словно испугавшись, дрогнувшим голосом проговорила:

— Иди-ка сюда, я тебе что-то покажу…

Под вешалкой она опустилась на колени, выдвинула фанерный ящик и извлекла оттуда пожелтевший газетный сверток. Из свертка показалась тетрадь в темном коленкоровом переплете.

— Вот, читай! — вскинув голову, отбросила прядь волос Настя. — Это Кузьмичева…

— А что тут? — спросил Андрей.

— Садись на кухне и читай, — повторила Настя тоном, каким приказывают детям. — А я буду готовить. Я быстренько…

Андрей машинально раскрыл тетрадь, думая совсем о другом, о том, что сейчас, именно сейчас он обнимет ее. Только сейчас или никогда…

«Начато 1 января 1941 года. Окончено…» За словом «окончено» стояло многоточие.

«Что еще там накатал старик? Вот писатель!» Андрей согнул тетрадь вдвое, вышел и сунул ее в боковой карман шинели.

— Знаешь что, — сказал он, снова протиснувшись в кухню и подходя к Насте, — я потом прочту, в роте, с чувством, с расстановкой…

— Ни в коем случае! — испуганно перебила Настя. — Только здесь… Это же Кузьмичева… его, ну, как тебе сказать…

Андрей подошел к Насте так близко, что она сразу вроде бы онемела и стояла теперь, прислонясь к стене, удивительно беззащитная, доступная.