Анатолий Ким - Будем кроткими как дети [сборник]

Выйдя на проулок, черный от влажного угольного шлака, Шура спохватилась, что не взяла зонт — теперь волосы намокнут и прилипнут к лицу. Дождь закрапал быстрее и уже с настойчивой уверенностью стучал по железу крыши. Возвращаться домой не хотелось, и тут Шура вспомнила некий опыт детства и с улыбкой оглянулась на соседний двор, где Жанна топтала голыми ногами лужи и гнала перед собою ошалевших, орущих уток.

Шура подошла к забору, возле которого росли огромные лопухи — под одним листом взрослый человек мог бы переждать дождь. Шура выбрала целый, не объеденный червем лист и с трудом надломила его толстый, резко пахнущий соком черешок.

Она шла по знакомой и милой, засыпанной шлаком дорожке, держа над собою зеленый лопух, и было ей сухо под ним, и рядом шумело море.

— Вы учитель? Куда же вы детей ведете? Ах, в Аниву… Аниву. Шли, конечно, через перевал, тут ведь другой дороги нету. А откуда?.. Вот оно как, знаю-знаю этот городок, сам прожил там несколько лет. Потом перебрался в поселок 3., а оттуда уже попал сюда, в эту деревушку. Уж много лет здесь живу, вот коров пасу, женился тут на одной русской вдовушке.

А в Аниве брат мой старший жил, и когда-то давно я хотел добраться до него и тоже шел через перевал, да свалила меня по дороге болезнь…

Я вижу, у вас русские дети и корейские, — что ж, выходит, теперь они обучаются вместе? Ну и правильно, чего им разделяться с детства, если дальше все равно жить на одной земле, вместе и работать. Я думаю, что здесь, на Сахалине, все мы равны — у всех родина осталась где-то далеко за морем, все мы приехали сюда искать себе золотое счастье.

Видел ли я череп на перевале? Конечно, видел. Ведь каждому путнику, идущему через этот перевал, Попадется он на глаза. Что, все еще там лежит, у солдатской общей могилы? Дети-то не испугались? Сам я тогда порядочно испугался, еще бы: туман был, я присел возле могилы на дорогу и вдруг вижу — человечья мертвая голова! Как тут не напугаться…

Так вы похоронили эту голову? Ну и правильно сделали. А то и на самом деле нехорошо это — валяются человечьи останки под ногами у прохожих. Оно понятно — вражеский солдат нам не кажется человеком, — но разве это так? Ведь что каждый думал, проходя мимо? Вот, мол, братская могила наших солдат, а вот рядом валяются ржавые вражеские каски и среди них желтый череп врага — Пусть себе валяется.

Только скажу я вам, что ошибались люди, — то не была голова японского солдата. Откуда я знаю? О, учитель, только после долгих размышлений я догадался об этом, и теперь я, наверное, единственный человек, кто знает правду об этом черепе. Давно мне хотелось сходить на перевал и похоронить его, да вы ведь знаете, что летом у пастуха и дня нет свободного, а зимой… зимой туда и лиса не проберется по снежным завалам. А теперь у меня одной заботой меньше — вы, добрый человек, сделали то, что я хотел, и вам большое спасибо. Отныне я буду меньше думать о судьбе, что прошла через позор и унижение, а закончилась страшной погибелью. Учитель! Если вы любите необычные и печальные истории, то считайте, что сегодня вам повезло. Вы не курите, случайно? О, я извиняюсь, но за целый день я истратил все свои папиросы.

Много лет назад я влип в передрягу сквернее быть не может. Словом, проигрался я в карты, проиграл все, что имел, и сверх того еще и в долг. А платить нечем. И вот, чтобы меня ненароком не прикончили, сбежал я ночью из 3. и направился к перевалу, решив пока что спрятаться у брата в Аниве. Пути было, я знал, несколько дней по тяжелой, безлюдной дороге, но я понадеялся на свою звезду и отправился ночью в дорогу.

Два дня добирался я до перевала и вот уже к полудню третьего дня взобрался наверх. И вдруг захотелось мне смертельно пить. Пот страшный прошиб всего. Ну, думаю, пропал — это она, малярия! Еще с Кореи мучила, трепала меня, как ветер осиновый лист. В тот раз я чуть не умер, еле дополз до этой деревни, тут меня и подобрала русская женщина… Ну да не об этом сейчас речь. Расскажу вам, что со мною случилось там, на перевале, возле братской могилы русских солдат.

Прилег я на землю, колени подтянул к подбородку и трясусь, постукиваю зубами. А был туман, обелиска каменного тогда еще не было, война отошла совсем недавно, не успели еще поставить хороший памятник, и стоял над вечным домом погибших солдат деревянный столб, еле видимый в тумане. Я смотрю на него, и мне все кажется, что из рыхлой ваты он. А недалеко на дороге череп валяется, скалит на меня зубы. Трава под головою влажная, липнет к лицу.