Алексей Мусатов - Пути-дороги

Вскоре показалась Березовка. Василий с минуту постоял у околицы и повернул на приусадебный участок. К своему дому он подошел с задней стороны.

Возле огорода, привязанный к плетню, вяло щипал траву тонконогий рыжий теленок. В переулке лежали ошкуренные сосновые бревна, уже потерявшие свой золотистый глянец.

«Придется, пожалуй, продать, теперь не до стройки», — подумал Василий.

На двери, ведущей в сени, висел замок. Это обрадовало Василия: значит, Марина на сенокосе и дома одни ребятишки — Колька и Маша. А с ними, глупыми, договориться нетрудно.

Василий пошел к реке — наверное, Колька там.

Посередине реки мальчишки вели бой за бревенчатый плот. Как муравьи, они карабкались на него, плот тонул, мальчишки с визгом прыгали в воду, потом опять бросались к плоту. Осторожно ступая среди разбросанных на берегу рубах и штанишек, Василий подошел к воде, долго смотрел на голые тела ребят и не мог узнать, который же тут его Колька.

Наконец кто-то заметил Василия и закричал:

— Колька! Счетовод! Отец приехал…

Мальчишки отпрянули от плота и поплыли к берегу. Колька, курносый, веснушчатый, посиневший от долгого купания, торопливо засунул ноги в штаны и первый подбежал к отцу:

— А мамки нет… На дальний луг уехала. Она у нас за мужика косит… Дома я да Манька…

Колька был явно смущен. То и дело поглядывая на ребят, он говорил отрывисто, торопливо, левой рукой запутался в рукаве синей рубахи. Мальчишки один за другим выскакивали из воды, на ходу одевались, окружали Василия и внимательно его рассматривали.

— Мамки и завтра дома не будет и послезавтра… На целую неделю собралась, — сообщил Колька. — Ты как — ждать будешь или уедешь?

Василий потрогал свои картинные усы и миролюбиво прищурился:

— Ох и строгий ты у меня! Прямо начальник! Ну же прояснись! Обойдемся и без мамки! Я тебя с Манькой пришел навестить. В гости вас хочу позвать.

— В гости? — переспросил Колька.

— Ну да… Город посмотрим, в парк вас сведу. Я там одну комнату знаю — завлекательное дело. От смеха помереть можно.

— И я такую комнату знаю, — авторитетно подтвердил большеголовый Илюша Шабров. — Там такое зеркало есть уменьшительное, а потом зеркало увеличительное.

— Вот, вот, — улыбнулся Василий. — А еще, Никола, можем к Ивану Грозному сходить.

— К Грозному? — удивился Колька.

— Помнишь, я тебе рассказывал, царь-то в нашем городе жил. Сурьезный такой царь, нравный. Чуть что — сейчас голову с плеч. Так вот, пойдем мы с тобой в музей, нам все и покажут: и какую шапку Грозный носил, и с какого блюда кашу ел…

— Этого я не знаю, — вздохнул Илюша. — Не бывал в музее.

Потом отец обещал свести Кольку в кино, городской театр, покатать на лодке.

Колька потер кончик носа. Искушение было велико. В город он ездил только два раза, да и то, кроме базарной площади, ничего не видел. И вдруг такое заманчивое приглашение… Но от кого…

Колька вспомнил разговоры мальчишек об отцах. Самым знаменитым, пожалуй, считался отец Илюшки Шаброва. В войну он был партизаном, ходил в разведку, взрывал вражеские поезда. А сейчас работает в колхозе бригадиром.

Боевой отец и у Леньки Зайцева. Когда в колхозе случился пожар, он первым ворвался в горящую конюшню и спас племенного жеребенка.

Колька завидовал ребятам — у него отец был тихий, неприметный, сидел с утра до вечера в конторе да щелкал на счетах.

Однажды ребята завели в школе уголок знатных людей колхоза. Повесили фотографии бригадиров, животноводов, конюхов. Потом на стене появился портрет Василия Кошелева.

— Его-то зачем? — опешил Колька. — Он же у нас тихий!

— Считает хорошо, — пояснил Илюша Шабров. — Им все довольны… Ты думаешь, это просто на счетах — щелк, щелк!

С этого дня Колька стал чаще заходить в правление, присаживался около стола и наблюдал, как отец перекидывает на счетах черные костяшки.

В правлении толпились колхозники. Они почтительно следили за работой Василия. Кольке это нравилось. Он начал с уважением поглядывать на отца. Словом, наступило хорошее время. Колхозники здоровались с Колькой за руку и спрашивали: «Какие там наши трудодни, молодой счетовод? Смекни!» И Колька важно объявлял. Он помнил наизусть, сколько трудодней выработал каждый колхозник. Он стал знаменит, как бригадиров сын Илюшка Шабров.

И вдруг в середине зимы Колькин отец уехал в город.

В школе под отцовским портретом чья-то озорная рука мелкими буквами написала: «Беглый».

Колька затер подпись пальцем. На другой день подпись появилась снова. Тогда Колька тайно от всех сорвал со стены портрет отца, унес его домой и спрятал в сундучок.