Костя без улыбки посмотрел на Беседина и проговорил:
— Да, хорошо, что ты не раджа… Было б дело…
Костя ушел, а Беседин, оставшись один, еще долго размышлял над этим разговором. «Щенок! — думал он о Байкине. — Сопливая философия: сила, мол, видимость… У самого душа чуть в теле держится, а тоже воображает».
Беседин не любил Байкина за его строптивость, но все же не питал к нему и особой неприязни, а часто даже покровительствовал ему, хвалил перед начальством. Харитон говорил:
— Напрасно вы, Илья Семеныч, не поставите этого типа на место. Выжить бы его из бригады, поспокойнее было бы. Вредный тип. Напакостит он вам когда-нибудь.
Илья отмахивался:
— Ума у тебя, Харитон, как у мышки. Таких, как Байкин, бояться нечего. Человек он совсем невидимый. Мимо таких пройдешь — и не заметишь, есть ли он вообще или нету. Присматриваться надо. Харитон, не к таким.
И думал в это время о Марке Талалине.
Минуло уже больше двух месяцев, как Марк пришел в бригаду. Вначале Беседин относился к нему так же, как ко всем сварщикам: снисходительно-начальственно. Пытался приблизить к себе. Марк не пошел на это. Не то чтобы чуждался бригадира — просто был с ним ровен, не хуже и не лучше, чем с другими. Беседин стал покрикивать, придираться, показывать власть. Марк спокойно выслушивал, делал то, что надо было делать, а на остальное не обращал внимания. Это выводило Беседина из себя.
И постепенно Илья проникся к Марку если и не чувством вражды, то по крайней мере чем-то близким к этому. Он не мог объяснить себе почему, но теперь ему часто казалось: Талалин — человек, который рано или поздно затмит его славу, вырвет из его рук. Он не замечал за Марком ничего такого, что могло бы подтвердить эту мысль, но и не мог избавиться от нее. «Интуиция, — говорил Илья самому себе. — Шестое чувство…» И на чем свет стоит клял Степу Ваненгу и Саню Кердыша, которые «подсунули» ему сварщика. А Харитону Езерскому, подбадривая себя, говорил:
— Беседина никто не свалит. Надо уметь работать, как Беседин. В чем рабочая слава?
Он подносил электрод к двум стальным листам, которые надо было сварить, зажигал дугу. Ровный, изящный, похожий на бархатную ленту шов ложился на сталь, и даже простым глазом можно было увидеть, что сварены листы навечно.
— Вот в чем! — Беседин снимал маску и смотрел на Езерского. — Ясно?
В середине января со Шпицбергена в порт пришла тревожная радиограмма. Осенью там случайно застрял советский угольщик. По теплому Норвежскому течению его отбуксировали в небольшую бухточку, поставили на зимовку. Неожиданно в бухточку рухнула глыба ледника, помяла подводную носовую часть корабля, один из отсеков дал течь.
Судно оказалось под угрозой гибели. Команда работала день и ночь, но своими силами моряки сделать ничего не могли.
И тогда обратились за помощью к докерам.
Беседин давал сварщикам задание, когда Андреич сказал:
— Не дышите, начальство приближается.
К танкеру, на котором работала бригада, подходил Петр Константинович Смайдов. Обычно он появлялся на; стапелях в полдень, сейчас же только начиналась смена, поэтому Езерский резонно заметил:
— По наши души. Где-нибудь аврал. Бесединцами хотят заткнуть дырку.
Он придвинулся к бригадиру, зашептал:
— Если аврал — без сверхурочных не соглашайтесь, Илья Семеныч! Чтоб не на энтузиазме. Чтоб по всем советским законам.
— Заткнись, прилипала! — оборвал его Беседин. — Без тебя знаю, что делать.
Смайдов подошел, поздоровался с каждым за руку и без всяких околичностей начал:
— Просьба к вам есть, товарищи. На Шпицбергене случилась беда: потерпел аварию угольщик. Работа сложная и срочная. Сами знаете, погодка там сейчас… — Он почему-то взглянул на низкие серые тучи, невесело улыбнулся, добавил: — В общем, там, конечно, весьма неуютно… А помочь надо. Василий Ильич договаривается насчет вертолета. Часа через три-четыре надо вылетать. Всей бригаде. Надеюсь, вы не откажете морякам в помощи?
Минуту или две никто не отвечал. Смайдов стоял, поглядывая на сварщиков. С моря дул ледяной ветер, нес твердую, как железные шарики, снежную крупу, барабанил ею по стальной обшивке корабля. Отсюда не видно было даже огромного траулера, стоявшего на кильблоках в двадцати — тридцати шагах; только короткие, словно выстрелы, вспышки вольтовых дуг пробивали мглу.
— Как это все просто, — сказал наконец Беседин. — У черта на куличках авария, а мы… Там сейчас белые медведи коченеют от холода, товарищ парторг, белые медведи, понимаете?
Читать дальше