Пётр Лебеденко - Льды уходят в океан

— Отдыхайте. Сюда до вечера никто не придет…

И ушла.

За окном еще сильнее потемнело, река стала совсем черной и будто отодвинулась куда-то. Марк подумал, что хорошо было бы, если бы вот так же отодвинулись от него все тревоги и все сомнения. С ними тяжело. О чем бы ни думал, о чем бы ни вспоминал — тревоги и сомнения тут как тут. И почти никогда не уходят, прочно поселяются в душе Марка — беспокойные постояльцы.

Вышвырнуть бы их вон, навсегда, да разве вышвырнешь? Они липкие, как паутина. Страшно липкие!

Впервые он сказал ей о своем чувстве на второй вечер после выпускного школьного бала. Сказал просто, хотя от волнения у него вздрагивали руки и в горле было сухо: «Марина, ты не будешь смеяться?» Она ответила коротко: «Нет». — «Марина, ты для меня — не как все. Понимаешь?» — «Я все понимаю, Марк».

И с тех пор они всегда были вместе. Марк часто говорил: «Знаешь, это родство душ. Правда?» — «Правда», — отвечала она.

Они оба работали в порту электросварщиками. Любили работать ночью. Вдвоем опускались с громадины корабля почти к самому подножию стапеля, находили отметины, где надо было сварить швы, и несколько мгновений молчали, завороженно глядя на слегка фосфоресцирующее море. Потом Марина говорила: «Марк, сейчас я зажгу тысячу солнц…» Электрод приближался к металлу — и каскад ослепительных искр разрывал густую мглу. Марку и правда казалось, что Марина зажигает тысячу солнц. Он смотрел на девушку и чувствовал, как тепло этих солнц проникает к сердцу, и думал о том, как хороша жизнь, когда рядом Марина. Его Марина.

Утром, закончив смену, они шли, плечами касаясь друг друга. Марк никогда бы не решился идти с ней обнявшись на людях, как это делали другие. Не потому, что стыдился. Он всегда думал: «Большое чувство — не для посторонних взглядов». Марина соглашалась с ним.

Они шли вдоль набережной, навстречу им спешили их друзья, и то и дело слышалось:

— Привет рабочему классу!.. Салют докерам!..

Марк любил это слово — «докеры»! Докеры — сильный, мужественный народ. Везде. Когда Марк читал, что в Америке или во Франции бастуют докеры и никакая сила не может сломить их боевой дух, он говорил Марине:

— Докеры — это вот! — крепко сжимал кулак.

Марина смеялась:

— Нескромно так о самом себе.

— Я не только о себе. И о тебе. Обо всех.

— А я ведь не очень сильная, Марк. Не такая, как ты…

— Это тебе кажется. Сила не только в мышцах.

Он верил в то, о чем говорил. Верил, что его Марина — сильный человек. Потому что она честная, открытая. Такие не могут быть слабыми.

В док, где они работали с Мариной, каждый год заходил на ремонт нефтеналивной танкер «Калуга». Это был старый корабль, и, если бы не настойчивые просьбы капитана «…еще одну навигацийку поплавать на своем корыте», танкер, наверное, давно уже отправился бы на кладбище и ржавел бы там в ожидании, когда автогенщики раскромсают одряхлевшее тело.

Капитан «Калуги» Андрей Зарубин, моряк лет тридцати, не мог себе представить, что рано или поздно ему придется расстаться со своим танкером. Оттягивая этот час, Зарубин во время ремонта никогда не покидал корабль, вникал в каждую мелочь, и к началу навигации танкер был как новенький.

Уже на рейде, перед уходом в рейс, капитан обычно устраивал в кают-компании нечто вроде банкета для докеров, принимавших участие в ремонте.

В ту весну «Калуга» вышла из дока досрочно. Уже вечерело, когда матросы на шлюпках начали перевозить гостей. Зарубин сам встречал их у трапов, помогал подниматься на борт, провожал в кают-компанию.

Веселый моряк, ладно скроенный, белозубый, с чутьчуть покачивающейся, но не разболтанной походкой, он, как никто другой, умел развлечь гостей интересной беседой, рассказом о необыкновенных приключениях и «переплетах», в которых ему довелось побывать. Он и сам, наверно, не мог бы точно сказать, что в этих рассказах было правдой, а что вымыслом, но, не подчеркивая своего личного участия во всем том необыкновенном, о чем говорил, капитан тем самым как бы давал понять: ему ничего не надо приукрашивать, так как он не главный герой событий. И в то же время ни у кого не возникало сомнений, что именно сам капитан Зарубин и являлся тем героем, без которого ни одно из рассказанных им приключений не было бы таким интересным и необыкновенным…

Кок поставил на стол большой поднос с каким-то незнакомым ни Марине, ни Марку блюдом, рядом — несколько соусов, салатов, внес огромный торт, поверх которого зеленовато-синим, цвета морской волны кремом было написано: «Танкер „Калуга“».