Пётр Лебеденко - Льды уходят в океан

И повесил трубку.

«Идея» Беседина была проста: Смайдов, конечно, поручит Талалину проверить «сигнал», факт подтвердится, и, возможно, Езерского вытурят из доков. А куда ему потом податься? Ясно, куда — к Беседину!

…Петр Константинович действительно поручил Марку проверить «сигнал». Правда, увидев Беседина и Езерского на кладбище, Марк не стал к ним подходить. Вспомнил, как старушка говорила: «Башка, байт, раскалыватца», и зло сплюнул. Но Смайдову сказал:

— Продраить его с песочком, чтоб на всю жизнь запомнил! Нельзя же без конца спускать этому шкурнику!

Примерно так же думал сейчас и Петр Константинович. Именно продраить, чтоб запомнил на всю жизнь. Только так его можно вытащить из болота, откуда он сам никогда не выберется.

«Но чего темнит Борисов? — подумал Смайдов. — Чего мнется?»

Василий Ильич наконец прервал молчание.

— Слушай, Петр Константинович, не хотел тебе сейчас говорить кое о чем, но придется сказать. Понимаешь, несколько дней назад горком сделал запрос, кого мы можем послать в Индию… Ну, я и назвал Езерского. Бог с ним, думаю, пускай едет, нам от этого только полегчает. А Лютиков, конечно, сразу согласился. Мне даже кажется, что он и сам хотел протолкнуть Харитона.

Смайдов устало смотрел на Борисова. Выходит, он был прав? Хорош начальник цеха, хоро-ош! Допустить такую беспринципность — куда же дальше?!

Борисов встал, подошел к Смайдову и сел рядом с ним.

— Ну чего ты на меня смотришь так, будто я твой враг?

Смайдов молчал. Как всегда в минуты нервного возбуждения он поглаживал неживые пальцы протеза, поглаживал так осторожно, точно боялся причинить им боль.

Харитон приоткрыл дверь, просунул голову, спросил:

— Можно?

Чтобы как-то разрядить создавшуюся неловкость, Василий Ильич сказал:

— Давай-ка сначала отпустим Езерского, потом докончим наш разговор. Не возражаешь?

И походкой крайне больного человека, которому с великим трудом дается каждый шаг, прошел через кабинет. Лоб его был обвязан не совсем чистым платком, на лице — страдание.

— Садитесь, товарищ Езерский, — сказал Смайдов.

Харитон опустился на стул и сразу же приложил обе руки к вискам.

— Болит? — спросил Борисов.

— Раскалывается. Третьи сутки кряду. Будто все время дуга под черепом вспыхивает…

— А что врачи? — участливо спросил Смайдов.

— А что — врачи! — Езерский устало покачал головой, не забыв при этом легонько застонать. — Больничный листок, конечно, оформили, полсотни таблеток дали, микстуры, а башка раскалывается. На свет глядеть больно. Сказали так: лежите, товарищ Езерский, по возможности без движений. Полный, значит, покой…

— И вы лежите?

Харитону показалось, будто в голосе Смайдова он уловил легкий оттенок иронии. Пытливо взглянув на Петра Константиновича, Езерский подумал: «Неужели пронюхал?.. Да только откуда же? На кладбище никто из наших вроде не заходил… Или поймать хочет?..»

Не ответив на вопрос, Харитон в свою очередь спросил:

— А зачем меня вызвали? Не доверяете, что бюллетень есть? Вот, пожалуйста.

Он полез в карман за больничным листком, но Смайдов движением руки остановил его:

— Не надо, товарищ Езерский. Вы небось и сами переживаете, что вашим товарищам приходится туго? Понимаете ведь, какое горячее сейчас время?..

Харитон успокоился. «Ни черта они не знают, это только показалось».

— А то не переживаю? Вся душа изболелась!

— Мы с товарищем Борисовым думали, что ты всетаки имеешь хоть каплю совести. Тебе не стыдно? Не стыдно, а?

— А чего мне должно быть стыдно? — Харитон смотрел мимо Смайдова, боясь заглянуть в его глаза. — Я ничего не украл, Петр Константинович, вы это бросьте… — Он уже понял, что комедия, разыгрываемая им, ни к чему. Наверняка они все знают. Кто-то небось выследил, где он был эти три дня. Выследил и накапал. — Стыдно тому, кто ворует, Петр Константинович, а я человек честный…

Он говорил тусклым голосом, говорил, лишь бы оттянуть время. И усиленно соображал: «Что делать? Признаться? Свалить все на Беседина? Так, мол, и так, это Беседин насильно заставил работать на кладбище… Вряд ли поверят. Смайдова не обдуришь… Ну и черт с ним! В крайнем случае пойду к Беседину. Хуже не будет…»

— Что тебя заставляет так нагло врать, Езерский? — Смайдов опять начал поглаживать пальцы протеза. — Ты ведь предаешь докеров, Езерский. Пошел на кладбище варить кресты, бросил бригаду. Ты что, очень нуждаешься? Нищенствуешь?