Всеволод Кочетов: Избрание сочинения в трех томах. Том второй

Оба карбаса завалены мережами, но рыбы не видно, укрыта брезентами.

— Здорόво, батя! — крикнул Алексей, вновь появляясь на мостике.

— Здоров, здоров, капитан! — ответил сидевший на руле переднего карбаса старик с седой бородищей, раскинутой во всю грудь. Глаза его, серые, в нахлестанных ветром припухших веках, глядели из–под надбровий невесело, даже зло.

Остальные в карбасах — не то семь, не то восемь — переговаривались с командой «Ерша», отпускали шуточки. Ивантий подталкивал локтем Ивана Саввича, указывал на повязанную клетчатой шалью рыбачку, которая сидела на мережах, многозначительно хихикал:

— Саввич, она! Залетка твоя!

Иван Саввич миролюбиво улыбался.

Карбас седобородого гулко ткнулся бортом о борт траулера. Снова ткнулся.

— Пусто, гляжу! — крикнул старик. — Гремит, что бочка порожняя. Ну, давай, давай! Очищай воду!

— А может, конец подать? — Молодой капитан пропустил издевку мимо ушей.

Далеко светились кровли Новой Ладоги, еще дальше, левее их, белела Набатовская звонница — по меньшей мере часа четыре махать веслами.

— Подбросим, а? — повторил Алексей.

— Гляди, как бы сам на банку не угодил, — ответил старик. — Тогда нас покличешь. Очищай, говорят, дорогу!

«Ерш» застучал дизелем. За кормой, отдаляясь, снова запрыгали, заплясали карбасы.

— Непреклонный у вас папаша, Алексей Кузьмич! — Закончив свой утренний туалет, Иван Саввич поднялся на капитанский мостик. — Сколько ему?

— Седьмой десяток. Да года на нем не заметны, — не без гордости ответил Алексей. — Возьмет карбас за цепь и сам–один на берег вытащит.

— Да что вы? — удивился Иван Саввич.

— Спросите каждого — подтвердит. А то посмотрели бы, как веслами он работает!. Если соревнование по гребле устроить, всех рыбаков наших побьет, — и старых и молодых. Против течения до Волховстроя, до самых порогов, на веслах ходит.

Полчаса спустя, благополучно миновав песчаную банку, о которой говорил старик в карбасе, «Ерш» подходил к Набатову, к причалу пристани «Ленрыбы». Он обманул ожидания галок с кошками. На траулере не поживишься, это не карбасы.

Обманулась и Марина. Ждала дядю Кузю — пришел Алексей.

3

Кузьма Воронин мягок сердцем, добр, отходчив. Но стыдится этих черт своей натуры, прячет их от людей. Разве не рад он был встрече с младшим сыном, в двадцать пять лет шагнувшим в капитаны? А вот, поди ж ты, сгрубил: «Очищай воду!» Правда, на этот раз для излишней неприветливости у Кузьмы Ипатьича была веская причина.

Как и предполагал председатель колхоза Сергей Петрович, карбасы звена Воронина с попутным ветром ушли далеко на глубины. Призывая на помощь опыт деда, отца и свой собственный, Воронин рассуждал так: «Только в тихую погоду рыба к берегам ходит. А ветер ее жмет под себя, в озеро гонит, в провалы, в ямины, — там она отстаивается, пережидает непогодь. Значит, и надо ее искать в глубинах».

Но на глубинах рыбы не оказалось. Ветер тем временем упал. Озеро стало как плавленое. Сквозь трехсаженную водную толщу, в зеленоватом свете, будто в школьной банке, виднелось усеянное круглыми голышами дно. Оно разглядывалось до того ясно и с такими мелочами, словно поверхность озера — зеркальное стекло, а под ним пусто — до самого дна не вода, а воздух. В воздушной воде этой медленно ходили полосатые окуньки, стайками толклись прозрачные, с черными двоеточиями глаз, мальки. Но рыбы, настоящей рыбы, не было. Затихло озеро — двинулась она к берегам.

В поисках ее обошли без малого все южное побережье. Стояли на знаменитых старинных заколах Черная Грязь, Над — Петром, Козел — все попусту. Только мережи зря парили в теплом мелководье. За четверо суток добыли пудов восемь, не более. Понятно, что и встреча с сыном не согнала хмури со стариковского лица: Оттолкнулся веслом от серого борта, долго смотрел вслед траулеру, долго видел синий китель и фуражку с белым верхом на капитанском мостике.

В звене Воронина, под стать звеньевому, народ был поживший на свете. Самой младшей здесь, единственной среди семерых мужчин женщине, и то за сорок счет шел. Единственная эта женщина была вдовой покойного воронинского дружка — Андрея Дубасова, — та самая Марфа, что отхлестала веником забравшегося в ее баню Ивана Саввича.

Помер Андрей Прокофьич прошлым летом, взял тогда Воронин к себе в звено Марфу, думал: полегче ей будет у него, трудную работу сам за нее сделает. Да где там! — и нужды нет. Оказалась Марфа на промысле как тот силач, что в Новоладожском клубе перед войной двухпудовые гири — подкинет в воздух и на спину — чмяк! — поймает. Мережи ставить, подымать якорь, засосавшийся в илистое дно, карбас с мели столкнуть — всё Марфа может. Будто помолодела в озере. Этакая тугая, круглолицая, румяная. Даже смирная Пудовна беспокоиться стала, когда ее Кузьма уходил в озеро с Марфой. Самой пятьдесят с лишком, а юбку новую сшила в сто оборок, кофту купила из козьей шерсти.