Всеволод Кочетов - Избрание сочинения в трех томах. Том второй

Зина удивленно расширила глаза в золотистых ресницах.

— Вижу: вопрос непонятный, — продолжал Илья Матвеевич. — Скажу иначе. Не довелось мне учиться за школьной партой. На стапелях учился. Наука эта прочная, да только узкая — полного обзора не дает. Кое–что, конечно, сам делаю, грызу помаленьку, но не всё разгрызаю, не всё по зубам…

И снова никак не высказать было главное — зачем пришел.

— Вы хотите, чтобы я вам помогла? — спросила Зина, не веря себе; глаза ее раскрылись еще шире.

— А что — не выйдет?

— Не в том дело… Не знаю… — Зина растерялась. — Смогу ли я? Вы такой человек!..

— Возьмем да и попытаем. По рукам, что ли?

— Я‑то согласна, я с радостью! Будете ли вы довольны, — боюсь.

— Ну, значит договорились? Когда приходить?

— Куда приходить? Я сама к вам приду.

— Нет, это не годится — вам ходить. Я ученик, я и ходи. Только так, Зинаида Павловна… — Илья Матвеевич помялся и добавил не без смущения: — Такой уговор, между прочим… никому про это ни–ни, ни слова. Ни домашним моим, ни чужим. Будто бы и нет никаких занятий. Не молоденький, совестно.

— Учиться совестно? Неправда это, Илья Матвеевич! Неправда!

— Правда ли, неправда, а вот совестно — и всё тут.

Договорились, что заниматься они будут два раза в неделю, условились о днях. Илья Матвеевич ушел. Зина разволновалась. Кого она взялась учить, и разве она учительница для Ильи Матвеевича? Надо было отказаться. Но как откажешься? Отказать такому человеку в такой просьбе — по меньшей мере подло. Нет, она постарается, постарается сделать для Ильи Матвеевича все, что в ее силах. Удивительные вещи творятся на этой Ладе! Ты — инженер, имеешь диплом, но тебе не доверяют самостоятельную серьезную работу. Требуют от тебя опыта. А человек с опытом, большой специалист, идет к тебе за школьными знаниями. Может быть, не только на Ладе — везде в жизни так? Еще плохо она, Зина, знает жизнь.

Занятия пошли совсем не так, как представляла себе Зина, пошли для нее трудно. Взялись, например, за физику; Илья Матвеевич почти ничего не знал о газах, мало знал об электричестве, надо было проходить с ним все с начала. Зато его познаниям в механике мог позавидовать любой выпускник института. Взялись за математику. Илья Матвеевич уверенно производил сложнейшие тригонометрические построения, но такими приемами, по таким формулам, о которых и слыхом не слыхивали в институте.

Это были приемы и формулы практиков. Они имели сходство с народной медициной, с народными способами предсказывать погоду, основанными на многовековом опыте.

Если бы Зина вздумала изобразить познания Ильи Матвеевича графически, на бумаге, получилась бы причудливая кривая с резкими взлетами острых пик и с глубочайшими провалами до нулевой линии. Ей, Зине, предстояло заполнить эти провалы, выровнять кривую. Она работала с Ильей Матвеевичем, проявляя небывалое для нее терпение. Она даже прочла несколько брошюр по педагогике. Но напрасно: то, что годилось для ребят, к Илье Матвеевичу никак не подходило. Его не надо было ни заставлять, ни подгонять, ему надо было просто объяснять. Кажется, дело нехитрое? Но вот нехитрое, а поди справься с ним. Объясняешь одно, — твердит: не понимаю. Начинаешь объяснять другое, ничуть не менее сложное, — скажет: чего жевать–то, время тратить, без объяснений ясно, не солома в голове. Еще и обижается.

Трудно было Зине, очень трудно, и все–таки она ни разу не пожалела о том, что взялась заниматься с Ильей Матвеевичем. Слишком наглядны были результаты этих занятий. Упрямец во всем, Илья Матвеевич оставался упрямцем и в учении. Неторопливо, без скачков, но с удивительной основательностью он накапливал знания; он как бы строил прочное здание, пригонял камень к камню плотно, без всяких зазоров, и, только уложив один ряд, принимался за другой. «Так он и корабли строит, — думала, следя за ним, Зина. — С тщательностью часовщика».

Илья Матвеевич занимался с Зиной весь май. Он приходил к ней в понедельник и четверг. Дома говорил, что идет на курсы мастеров, в баню или на рыбалку. Когда говорил: в баню — приносил к Зине веник и чемоданчик; когда на рыбалку — удочки и жестянку с червями. Агафья Карповна удивлялась, почему он так долго моется; получалось, конечно, слишком долго, потому что после урока Илья Матвеевич и в самом деле шел в баню: надо же белье переменить и голову показать влажную. «На полке залежался, — отвечал он бодро. — Пар хорош!» — «Так залежишься — не дай бог, не встанешь, — сетовала Агафья Карповна. — Не молоденький сердце трепать». Удивлялись в семье и тому, что рыба вдруг перестала клевать. Куда бы ни шел Илья Матвеевич — на Ладу, на Веряжку, — возвращался с пустыми руками или приносил десяток ершей: покупал их на мосту у мальчишек. Хитрил всячески, не хотел, чтобы знали, куда он ходит.