Михаил Жигжитов - Тропа Самагира

— Уж много лет живу в этих горах, целебные травы собираю. Знаю, какие травы целебны для человека, какие ядовиты. Охотничьих премудростей не ведаю. С лесом дружу, с лугами. Все мне там открыто, меня тайга не бережется, тайны свои не скрывает. Скажу тебе, сынок, что здесь рай для всякой живности. Никто здесь, от сотворения мира, не промышлял, потому и все живое расплодилось во множестве.

Долина эта тянется далеко вверх, верст на тридцать. Низины хороши скотоводу — луга и покосы. А травы-то какие! Наполовину лечебные. В пору цветения приди сюда — зарябит в глазах, любовью наполнится душа твоя…

У старца расширились глаза, в них засветились и тут же потухли огоньки. Посмотрев на Оську, продолжал:

— А кругом, до самой вершины речки, кедровник, сосняк и разнолесье. Орехи, ягоды… Белки тьма, есть хорь, горностай, хитрая лиса мышкует тут же подле речки. Есть огневки и даже встречал чернобурку. Горит, искрится вся на снегу! Их здесь целый выводок. Но нет соболя. А прижилися бы здесь… Пошто не принес в поняге парочку? — пошутил старик. — Рыба в речке, как в котле, кипит. А птицы всякой! — старик махнул рукой. — Охотнику здесь рай земной. Вот и название этим местам дали Баян-Ула — Богатые горы. А луговую низину и речку Духмяной прозвали. Здесь даже зимой пахнет травами.

«Болтливый хозяин-то, — подумал Оська. — А побаить, бедному, не с кем. Соскучился старый по мужскому разговору».

— Так… Какой же совет дадите, бабай?..

— Я молился бурхану, чтобы послал мне доброго соседа. Скоро закончится счет моим дням на земле. Уйду в страну духов. Тогда погибнет моя девочка… К людям она не пойдет… боится их.

Молодая хозяйка сердито взглянула на Оську и вышла во двор.

— Зачем бояться людей? Поди, не звери же.

— Э-э, сынок, есть причина… большая причина. Не зря мы схоронились в этих горах. Слыхал, поди, как народ убил белого царя Миколу, прогнал его нойонов. То дело без ущерба не обошлось. И в нашей семье был урон. Старший мой брат давно сгинул, сам голову в петлю запихал, а младший погиб, когда против царя попер, убили его белые. Его звали Бато, молодец мужик был, Чимита вся в него. В тот год пострадала и Чимита, в ее душу вселился злой дух. — Долго сидели молча. Оська успел искурить трубку, спрятать ее в кисет.

— А как же это случилось? — попробовал Оська продолжить разговор.

— Э-э, сынок, — очнулся старик, — она, бедняжка, видела, как офицерье да казаки изгалялись над ее матерью, как повесили на березе… Спужалась, душонка покинула тело, вот тут-то и вселился в нее злой дух… Замучилась девка, часто припадки бьют, стала людей бояться, темноты… Ой-ёй-ёй, беда, беда. Вижу, дело худом кончиться может, забрал скотишко, и подались мы сюда. Чимита прихватила отцову винтовку… Когда загнали скотину в Баян-Улу, то в горловине ущелья Чимита сделала завал. Так и живем. Только вот беда — нет соли… Сам пошел бы в улус да ноги отказали, а Чимиту никакими силами не заставишь идти туда. Вот и все, сынок.

— Спасибо, саган бабай… Я поставлю чум рядом с твоим жильем. Надоела мне жизнь Одинокого Волка… Надоела. Не сам я сбился с правильной тропы. Худые люди сбили. А здесь поправлюсь, однако.

Старик закашлялся, утвердительно закивал:

— Не уходи, сынок, живи с нами, охоться.

Оська взобрался на вершину гольца. Совсем рядом возвышался второй, почти такой же — округлый, с мягкими плавными очертаниями. Старый эмчи называет их «близнецами».

Отсюда, с большой высоты, Оська оглядывает незнакомую местность. Кругом цепи белоснежных гольцов. Между ними темные пади, широкие долины рек, с густыми синеющими лесами и белыми плешинами еланей и лугов. Холодком веяло от неуютных оголенных сиверов, кое-где поросших редким листвяком, багулом, ольхой. Приятно ласкали глаз солнцепеки, покрытые нежно-зеленым сосняком.

Оська чувствовал себя царем над всем этим необъятным простором. Он вроде бы орел, высоко парящий над синью тайги, по-хозяйски осматривающий свои владения. Он полновластный хозяин покорной ему дремучей тайги.

— Правду баит старый эмчи: надо сюда занести пару живых собольков, наших черных «баргузинцев», — сказал гольцу Оська, — вот тогда потягайся со мной кто хошь, с богатейшим хозяином тайги.

— Ха, хозяин нашелся! — вдруг горестно усмехнулся Оська. — Царь Микола отобрал Малютку-Марикан, а Ленин заберет Баян-Улу… Снова придется бродить по тайге Одиноким Волком… Хотя слыхал я своими ушами от мужика Антона, что Ленин горой стоит за бедный люд… Антоха врать не должен бы, он тогда у смерти за пазухой оказался.