Михаил Жигжитов - От святого до горемыки

— Вот ведь сволочь-то какой! — Семен сердито сверкнул цыганскими глазами.

— Не приведи господь, варнак… душегубец.

Малышев в упор посмотрел на Якова, тот не выдержал взгляда и опустил глаза.

— Чо, думаешь, простить?

— Ни в жись!.. Пришел попросить тебя чиркнуть гумагу в суд.

— А свидетель-то есть?

— Я видел своими глазами.

— Это, паря, не тово… вот бы посторонний.

— А сторонний, хушь он и не видел, а слышал от самого Егора.

— Кто?

— Мишка Жигмитов. Егор-то ишо в своем уме был и упрекал душегуба Петьку. Он при Мишке в глаза Петьке смотрел и баил: «Зачем в меня пальнул?.. За отца мстил?»

— И Мишка слышал? Не отопрется?

— Все мы слышали. Не должен бы отпереться.

Наконец-то Семену Малышеву представилась возможность упечь ненавистного Стрельцова туда, откуда не скоро возвращаются. И вернуть домой Веру. А там… может, к дружба у них рассохнется… Тогда-то уж Наталья не откажется выйти за него…

— Ладно, Яша, напишу, рассказывай, — оторвавшись от радужных надежд, попросил он Лисина.

Яков сдвинул жиденькие рыжие брови. Большие зеленые глаза неуверенно заметались и уставились в пол.

— …Слышу, ревет кто-то. Подумал на Егора. Бегу. Потом бух-бух два раза. Вижу, упал Егор, а медведь подмял Петьку. А когда подбежал, вижу, брат лежит, а медведь кого-то давит… Тогдысь я пальнул по лопаткам, и зверь упал.

— Ты, Яша, рассказываешь-то будто выдумку какую, мотри не запутайся на суде.

— Нет, к тому времени я все обмозгую, как надо лучше баить.

Октябрь в этом году выдался каким-то особенно суровым. Часто налетал свирепый «горный», его сменял не менее буйный «култук».

Только на четвертый день «Красный помор» смог доставить следственную комиссию в бухту Аяя.

Весь путь от Аминдакана до Аяи Яков Лисин лежал на палубе у засмоленного битеня, с головой укрывшись собачьей дохой. Его приглашали в кубрик, но он отказывался, сославшись на головную боль. У него и в самом деле разболелась голова, так как он до одури думал об одном и том же: «Съели или нет звери и птицы мясо медведя?.. Если все целехонько, то власти могут Петьку оправдать, а его, Якова Лисина, завинят в ложном показании. Так ведь сказал Семен Малышев. А он зря болтать не будет — мужик башковитый».

А когда пошли к месту происшествия, то Якова словно подменили. Он шагал рядом с прокурором, возбужденно размахивал руками и рассказывал, как орал Егор и ревел медведь, как он добил косолапого на Стрельцове… Он говорил и говорил безудержно, а у самого ныло сердце, и большой трус, живущий в его сердце, по-заячьи стремился дать драпака.

Наконец люди вышли на небольшую калтусинку, на краю которой стоял размашистый кедр, где был ранен Егор Лисин. На грязном снегу повсюду виднелись огромные медвежьи следы; все это место было утоптано и загажено вороньей стаей, которая с криком и шумом поднялась над лесом и злорадно наблюдала за двуногими.

В ельнике затрещал валежник. Кто-то тяжелый убежал в глубь тайги.

«Слава богу, медведь!.. Уж он-то все подобрал. Теперь Петьке нечем доказать… Вот тебе и Яшка Лисин — пьяница и воришка, ха-ха-ха!» — злорадствовал Яков.

Он взглянул под дерево, где был убит медведь, и сокрушенно выпалил:

— Смотрите, добрые люди, даже косточек не сыщешь! Как же теперя правду-то искать, а?

Прокурор Будашарнаев тревожно взглянул на следователя, нахмурился. А миловидная врач Алла Михайловна приложила к раскрасневшимся на легком морозце щекам узорчатые варежки и покачала головой.

— Мне кажется, здесь и делать нечего!

Возбужденный Лисин кинулся к кедру, но был остановлен резким окриком прокурора:

— Назад! Что вы делаете!

— Обзабылся, товарыш.

Петр Стрельцов, шедший рядом с понятыми — Иваном Зелениным и Степаном Кузиным, опустился на колоду и изменившимся голосом попросил у Зеленина папиросу.

— Ты же не курил, Петя! — удивился Иван и протянул пачку.

Весь снег вокруг кедра, под которым когда-то лежал труп медведя, был утрамбован косолапым и стаей матерых таежных ворон, которые исполняли на этом месте танец «сытого желудка».

Все куски мяса, которые растаскал Лисин, были найдены медведем и востроглазыми птицами, и от них, конечно, ничего не осталось. Только кое-где валялись обглоданные кости и несколько клочков черной шерсти, которые были преднамеренно раскиданы Лисиным, когда он разносил по кустам медвежатину.

Зная, что медведь любит прятать свою добычу под разным хламьем, чтоб мясо стало с духом, люди обыскали все окрестные завалы и заросли, перевернули колоды, но ничего не нашли.