— Прикурил и испугался, — с улыбкой сказал Аман.
— Что так?
— Ты же теперь пороховой погреб…
— Иди к черту.
Машина Андрея Николаевича уже подъезжала сбоку, со стороны дороги, к буровой мастера Жукова.
— Как там дела? — спросил Аман.
Човдуров ответил неохотно:
— Неплохо.
Аман помолчал, потом спросил напрямик:
— Когда посылаем бригаду в Сазаклы?
— Если тебя это интересует, поговори с Сафроновым.
— А разве нет решения управляющего?
— Ты же все знаешь без меня.
— Вот это и огорчает, что без тебя, — скучным голосом заметил Аман.
Човдуров нагнулся, подобрал с земли какую-то гайку, повертел в руке, бросил.
— Ты знаешь, это дело не по моей инициативе началось…
— Слушай, что за анархия?
— Поговори с Сулеймановым.
Парторг остановился. Пройдя два-три шага, из вежливости остановился и Човдуров.
— Если ты будешь тянуть в одну сторону, Сулейманов — в другую, Сафронов — в третью… Ты что — о коллективе не думаешь?
— Ты же парторг: твое дело соединять людей.
Они стояли на промысловой земле, ископанной, изрытой, заставленной механизмами, изъезженной вдоль и поперек. Здесь каждая гайка, поднятая с земли, была кем-то привезена, согрета рабочей рукой, служила общему делу. Здесь никогда для Амана и Аннатувака не было «твоего» и «моего». Аман понимал, что Човдуров до крайности раздражен позицией управляющего и ждет поддержки комиссии из совнархоза. Он и сам был бы рад решению о консервации, он был бы спокоен душой, если б оказался прав Човдуров. И все же он не ждал от Аннатувака такой издевательской интонации в разговоре наедине.
И, словно поняв этот ход мысли парторга, Човдуров смягчился.
— Ну ладно, будет нам ссориться. Еще успеем!
Как будто в воду глядел…
Не успели они с Сафроновым вернуться с промысла в контору, Аннатувак зашел в кабинет Амана с бумагой в руке. Вид у него был несколько сконфуженный.
— Хочу с тобой посоветоваться.
— Знаю о чем, — уверенно сказал Атабаев.
— И ничего ты не знаешь!
Аннатувак протянул вдвое сложенный листок.
— Очень хорошо знаю, жалкий бюрократ, — с усмешкой настаивал Аман. — Я знал даже, что будешь об этом советоваться. Хотя такие вопросы ты всегда решал самостоятельно… А если бы на этот раз не показал этого приказа, я бы сам нашел тебя, пока ты еще не подписал.
— Настырный ты человек, всегда был такой, — растерянно отшучивался Аннатувак. — Если все знаешь, погоди читать. Скажи, зачем пришел?
— Ты пришел сказать, что Тамара Даниловна приглашает меня в гости, — пробурчал Аман.
— Вот пригласительный билет, читай.
На листке бумаги рукой Аннатувака был набросан проект приказа о внеочередном отпуске бурового мастера Тагана Човдурова в связи с успешным окончанием скважины на Вышке. Атабаев покачал головой.
— Ты спросил отца?
— Я отпускаю бурового мастера.
— Но в отпуск уходят не для того, чтобы передвигать в пустыню многотонное оборудование, а для того, чтобы отдыхать.
— И я такого мнения…
— Иди к черту, дорогой! Когда ты покончишь со своим ребячеством?
Пока Аман читал листок, Човдуров вертел в руке крышку от чернильницы. Теперь он кинул ее, и она со звоном покатилась к дверям.
— Если не знаешь, запомни, — крикнул Аннатувак, — я не ребенок, я отец ребенка! Мои поступки не детский каприз, который пройдет, если шлепнуть слегка по мягкому месту!
Аман молча прошел к двери, поднял крышку, вернулся, положил на место.
— Я не согласен с твоим проектом, — наконец коротко сказал он, не глядя в лицо друга.
— Почему?
Потому что Таган-ага из тех людей, которые закладывали основы нашей нефтяной промышленности, потому что он проработал в Небит-Даге двадцать пять лет. Таких людей надо уважать. Это его беда, что он твой отец, а ты начальник конторы.
— Ты бы хотел семейственности, так, что ли? Выросли новые кадры, люди знают современную технику, обучены после войны, ездили и в Баку, и в Башкирию… Люди, как молодые чинары, растут… А я буду держаться за старых?
Аман улыбнулся этим словам, и снова вспыхнул Аннатувак:
— Ты что хихикаешь? Что я — смешное сказал?
— Ты только не бросай больше чернильниц в моем кабинете… Вот я думал о тебе, Аннатувак, и вспомнил, что слышал однажды в детстве. Рассказ один.
— Какой еще рассказ, полковой агитатор?..
Аман присел за стол и с улыбкой, всегда обезоруживавшей вспыльчивого друга, рассказал старую легенду.
— Когда-то в древности в одном княжестве был обычай: когда старели отцы, сыновья брали их на спину или на плечи, а другие просто на руках относили за гору, в пустыню, и оставляли там. Вот однажды сын нес своего отца и устал, присел на бугорке отдохнуть. Старик рассмеялся. Сын спросил: «Я несу тебя на смерть, а тебе весело?» — «Когда-то и я нес своего отца, — отвечал старик, — и отдыхал на этом же бугорке. Вспомнил об этом, почему-то стало смешно… А тебе не смешно, сынок?» Говорят, к вечеру сын принес своего отца домой, и люди с тех пор отказались от древнего обычая.
Читать дальше