Берды Кербабаев - Небит-Даг

— Опять старые песни… — тихо сказал ему в шуме голосов Аннатувак, как бы прося поддержки. Его густые брови были насуплены, ноздри дрожали и губы тоже подрагивали.

Парторг промолчал, только кивнул.

Сейчас как раз речь держал Тихомиров.

— Даже если и была там когда-то нефть, она тысячи раз перемещалась в пластах!.. — кричал он и тянулся к тектонической карте, висевшей на стене. — Водоносные и нефтяные пласты пересекаются неоднократно! С одной стороны пласты загнуты вверх, с другой — опущены вниз…

Раскрыв наугад книгу, вынутую из портфеля, самодовольным тоном он стал читать длинный абзац. Все удивленно переглянулись: цитата не имела никакого отношения к теме спора.

— Пощадите нас, Евгений Евсеевич, — сказал, скучно улыбаясь, Сулейманов. — Зачем же нам слушать элементарный курс нефтяной геологии! И так страшно у вас получается: прямо-таки топнешь ногой — газ идет. Вот беда!

— Султан Рустамович, меня не перебивали, даже когда я защищал диссертацию! Надеюсь, что теперь хотя бы мои седины защитят меня… — и, наклонившись, Евгений Евсеевич показал всем свою розовую лысину.

Ни в какой мере не наделенный одержимостью настоящего ученого, Тихомиров с легкостью усвоил все внешние формы поведения, которые принято приписывать людям, погруженным в науку: был рассеян, чудаковат, резок, а порой и язвительно остроумен. Готовясь к решающей схватке с Сулеймановым, он немало ночей просидел над книгами, перелистал комплекты журнала «Нефтяное хозяйство» не менее чем за десятилетие, а этой ночью сам удивился количеству выписанных им цитат. Разделив свои записи на две части, он половину разорвал и выбросил в корзину, но тут же обнаружил, что уничтожил как раз те карточки, которые могли ему пригодиться, и тогда в сердцах разорвал и остальные заметки. Никто из присутствовавших не знал этих ночных мук Евгения Евсеевича. Но сейчас все видели его дневные муки, когда в поисках нужной цитаты он инстинктивно рылся в туго набитом портфеле и не находил…

Аннатувак Човдуров был недоволен сегодня Тихомировым. Аман заметил его сумрачный взгляд, брошенный на теоретика и как бы говоривший: «Не кичился бы ты своею ученостью…» Но вслух начальник конторы только заметил сквозь зубы:

— Нет необходимости тратить время на лекцию. Если возражаете — выкладывайте свои доводы.

«Недоволен: плохой союзник…» — печально отметил про себя Аман и вспомнил, какую кличку дали Тихомирову его собственные дети в многолюдной и шумной семье: «Вчерашний день».

Между тем «Вчерашний день» продолжал свой монолог у тектонической карты — сулил тысячу чертей каждому, кто посмеет сунуть свой нос в эти сумасшедшие недра.

В такт его словам шаркал подошвами по большому иомудскому ковру председатель колхоза. Он поглядывал себе под ноги, ему, видимо, нравилось наблюдать за тем, как выпрямляется примятый ворс и ковер снова становится гладким. «Я как верблюд на песке, — думал Ягшим, — тут, верно, и ходить зыбко. Такие ковры ткут специально для кабинетов. Постели его у нас дома, и пришлось бы каждый день выколачивать пыль…» Он нестеснительно разглядывал стоявшую на столе модель буровой вышки под стеклянным колпаком и потолок, украшенный позолоченным орнаментом, назвал про себя сейф железным ящиком и нашел неуместным его пребывание в таком богатом кабинете, полюбовался и белым чехлом на диване: «Чисто, как в больнице…»

Парторг, решив несколько разрядить враждебную атмосферу спора, а заодно и сократить лекцию Тихомирова, нашел для этого шутливую форму:

— Послушали бы, что наш подшефный товарищ Ягшим скажет по существу вопроса. Он тут битый час слушает…

Ягшим поднял голову, широкое лицо его заулыбалось.

— Я могу рассказать древнюю сказку… — заговорил он, сунув под мышку свою папаху с красным верхом. — Может быть, ученые люди знают ее — тогда простят. Некогда марыйский правитель Велнами выслушал жалобу одного человека и сказал ему: «Ты прав!» Тогда пришел тот, на кого была жалоба, Велнами выслушал его объяснения и тоже сказал ему: «Ты прав!» Вечером жена в постели спросила правителя: «Как же ты судишь? Разве могут быть оба правыми в споре?..» И ей тоже сказал Велнами: «И ты права, мать Шамурада!»

Видно, парторг достиг своей цели: все посмеялись, улыбнулся даже Аннатувак. Но зато теперь осмелел Ягшим, смекнувший, что наступил удобный час для его собственного дела.

— Если мы спорим на правлении колхоза из-за какого-нибудь ягненка или верблюжонка, — начал он непринужденно, — как же вам не спорить из-за ваших колодцев, которые стоят — любой! — дороже всего нашего стада. Большие деньги — большие споры. Мы спорим целый вечер, вам спорить целый месяц…