Высушенный стужей воздух сверкал. Огромной реке, казалось, было туго в берегах, окованных ледяной кромкой. Посреди реки шатался на волнах понтон. Через него перекинуты стальные канаты; их тяжесть понтон облегчал свой плавучестью.
На противоположной стороне траншеи стоят цугом бульдозеры с высоко поднятыми щитами, блистающими пасмурного цвета сталью. От бульдозеров тянутся тросы, пристропленные к дюкеру.
Против каждого бульдозера кран–трубоукладчик, также пристропленный тросом к дюкеру.
Шесть машин, по три с каждой стороны, должны одновременно начать волочить гигантскую трубу, когда канаты, продетые в клюзы оголовки дюкера, натянутся шестью тракторами по ту сторону реки.
Там глубоко в землю вкопана пачка бревен — мертвяк, на нем закреплены лежащие сейчас плоско на земле огромные, тяжелые блоки с продетыми внутрь их канатами. Тракторный поезд впряжен в них. Для каждого трактора вешками отмечена линия его движения.
Дюкер будет проползать по дну подводной траншеи, русло которой еще раз только что обшарили водолазы.
Всеми такелажными работами на поверхности руководят водолазы. Схемы и расчеты они разработали с инженерной точностью. Сиволобов сказал о водолазах одобрительно:
— Башковитые ребята! Для авиации кадры пропадают. С их дыхательными способностями можно и в межпланетную рекомендовать.
Бубнов рассердился:
— В океане глубины подходящие, тоже найдется нам куда лазить!
Могучими руками он взял толстые стальные канаты с такой легкостью, будто пеньковые.
Молодой тракторист Коля Зенушкин сказал завистливо:
— Из вас мог бы чемпион мира получиться по борьбе или по поднятию тяжестей.
Бубнов сощурился.
— А я и есть чемпион мира! Клали с унылой техникой по дну океана дюкер во время войны — поставили всемирный рекорд. И нигде не отметились. Сейчас любой чижик персонально к машине поставлен или к агрегату, а мы трубы на деревянных катках вручную гоняли… А ты на тракторе за бидоном масла к причалу катался, еще со мной в разговор лезешь…
Сиволобов упрекал Вильмана за то, что тот пожалел сурик и олифу для окраски блоков.
— Что значит, срок не вышел? Облезлый вид, он же удручает. Их бы красным цветом, с того берега могли бы любоваться.
Виктор Зайцев поддержал Сиволобова:
— Я книгу иностранного автора читал о том, как цвет на психику действует. Например: оранжевый — вызывает чувство благожелательности, голубой — создает впечатление пространства и отдыха, зеленый — умиротворяющий, фиолетовый — внушает чувство достоинства. Для больниц рекомендуется ободряющий тон — персиковый.
— А он откуда это знает?
— Изучал с помощью дождевых червей. Накрыл ящик с землей разноцветными стеклами и смотрел, какой цвет предпочитают.
Вильман обрадовался.
— Вот, — сказал он Сиволобову, — слышал? И ты тоже, как червяк, рассуждаешь. Сурик ему нравится! А я его даю только для покрытия подводных поверхностей, не для красоты, а для долговечности.
— Нет, ты все–таки жла, без начальства у тебя ветоши не выпросишь.
— А что мне начальство? — обиженно спросил Вильман. Объявил решительно: — Я действую по указанию моих чувств. Хоздесятник — беспощадный к расточителям человек, а вовсе не добрая фея. — Потом предупредил водолазов: — Чтобы все камни и железки с пути следования тросов убрали. Если хоть одну жилочку порвете, я из вас ваши вытяну. Дал новую вещь, так вы ее всю уже в грязи запачкали. После в реке ополоснете и в смазанном, чистом виде вернете. И чтоб без меня не сматывать, лично проверю!
Сиволобов успокоил водолазов:
— На фронте на него тоже люди обижались: не давал воевать спокойно, стреляные гильзы обратно требовал по счету. Однажды только решился на расточительство, собрался себя подорвать вместе со всем боезапасом. Не захотел немцам даром отдавать. Жадина…
Вильман слушал о себе с удовольствием. Но потом спросил подозрительно:
— А ты под этот разговор случайно чего–нибудь выпросить не собираешься?
— Собираюсь, — чистосердечно сказал Сиволобов.
Вильман замахал на него руками.
— Я знаю, о чем ты мечтаешь. Турбинное масло?
— Десять, ну пять килограммов! — жалобно заныл Сиволобов и устремился за Вильманом к катеру.
Фирсов в последний раз вместе с Балуевым обследовал всю трассу протаскивания дюкера.
Механизмы стояли на положенных местах. Люди уже томились ожиданием.
Когда Балуев испытующе глядел в бинокль на Лупанина, ему думалось, будто он знает все главное об этом рабочем. Но даже самому прозорливому хозяйственнику не дано знать все о каждом человеке.
Читать дальше