Олесь Гончар - Бригантина

Среди всех «меченых» Бугор наиболее «меченый», из душевой выходит набычившись, играет мускулами, дает меньшим рассмотреть, как густо он татуирован: на груди у него наколота русалка, которая, по его словам, ночью шевелится. Бугор якобы сам ее накалывал, заверяет, что мог бы и тут мастерскую тайную для малышей открыть, если бы ему только тушь раздобыли да две иголки…

Появляется воспитатель Борис Саввич, и все сразу меняется, потому что этого воспитателя хлопцы побаиваются, а некоторые и любят, он с ними словно бы полутоварищ, удивительные истории рассказывает им о Курилах, где служил моряком.

— Вишь, какие чистенькие, культурные, просто загляденье, — весело говорит он.

Умытых, прихорошенных ангелочков наконец ожидает спальня, дежурный по режиму принимает хлопцев от воспитателя под расписку. Марыся Павловна тоже тут, она показывает Порфиру, где его кровать.

— Вот эта? — Он стоит перед кроватью радостно оторопевший, даже несколько растерянный от этой прямо-таки отпугивающей чистоты. Простыни никем до тебя не тронутые, пушистое одеяло в цветастом узоре, белоснежная подушка… И особенно эта кружевная, сияющая, как пена морская, накидка на ней, к которой даже и прикоснуться боязно.

— И это мне тут ложиться?

Марыся Павловна улыбнулась:

— Тебе. А кому же?

— Я думал, каким-нибудь херувимчикам с крылышками…

— Нет, тебе, грешному, — подтверждает Борис Саввич.

Порфир все разглядывал эти накрахмаленные кружева, потом сказал решительно:

— Не лягу.

— Так всю ночь и простоишь у кровати? — подняла брови учительница.

— Я вот здесь!.. В курене!

С этим возгласом Порфир — не успели воспитатели и ахнуть — юркнул под кровать.

— Кульбака, что за фокусы… Вылезай!

— Не вылезу… Мне тут сподручней!

Было мороки, пока вытащили его оттуда и со смехом уложили наконец в то белоснежное.

Укрывшись, лежал, похихикивал, точно от щекотки, так ему непривычно было, хоть и дома не всякий же день замурзанным ходил. Мама чистоту любит. Всегда требовала, чтобы грязи в хату не наносил, в хате у нее рушнички, а летом еще и свежей рогозой полы устланы.

Уже перед тем как расстаться на ночь с воспитателями, Порфир неожиданно спросил:

— Что такое бумеранг?

Удивленная Марыся Павловна не смогла сразу ответить.

— Это пусть Борис Саввич объяснит, — перевела она взгляд на коллегу. — Я уверена, он лучше меня в этом разбирается…

Борис Саввич уловил в ее голосе нотку ревности; иногда Марыся Павловна даже завидует тому, что он хоть и нелюдим, но с воспитанниками «контактный», хлопцы в свободное время так и вьются вокруг него, в будущем, пожалуй, половина их на Курилах окажется… И про бумеранг Борис Саввич кое-что слышал. Это такой, мол, метательный снаряд у австралийских племен, в виде согнутой палки…

— Лук — не лук… Имеет свойство: после полета к тебе сам назад возвращается…

— Полетит и к тебе опять прилетит?

Есть работа для воображения Порфира!

Можно и самому на плавнях вырезать такое из молодого ясеня, согнуть и…

— Вот так и в жизни, — говорит Марыся Павловна. — Если ты зло кому причинил, то рано или поздно оно к тебе же и вернется…

— А добро?

— Возвратится и добро… А что зло вернется — это наверняка… Давнее или недавнее… Большое или малое… Даже в мыслях содеянное — и то отплатится, возмездием падет. Вы согласны со мной, Борис Саввич?

— Что принцип бумеранга действует в жизни? Так это ж, собственно, то, о чем в народе издавна говорят: не рой другому яму — сам в нее попадешь… А что причиненное зло с закономерностью бумеранга должно к злоумышленнику вернуться, так это, я думаю, и наука со временем объяснит… Неведомые биотоки откроет или еще что-то в этом духе.

Дежурный по режиму, приоткрыв дверь, выкрикивает властно:

— Спокойной ночи!

Это касается всех. Воспитатели тоже должны оставить своих подопечных. Свет выключается. Наступает послеотбойная тишина.

Однако новые соседи Порфира и после отбоя еще слышат из-под одеяла шепот камышанца, его приглушенное, счастливое, произносимое самому себе:

— Джик! Вжик! Дерг — и есть!

Рыбу удит ангелочек…

Пока рысак сновидений не подхватит его и не помчит бешено в степные просторы, по грудь утопая в буйных цветущих травах…

Автобус летит в степь, в миражи.

Воздух горизонта вибрирует, светлыми реками течет-переливается из бесконечности в бесконечность. Как великий художник, природа дала волю своим фантазиям, творит из весенних марев озера, лагуны, ослепительные плесы, купаются в них призрачные рощи и оазисы, а через дорогу перед автобусом все время катится миражное половодье.