Юрий Манухин - Сезоны

Брат: Андрей — на два года старше меня. Учительствует в Благовещенске. Литератор.

Отчим: Всеволод Петрович Быков, служащий в морском порту. Ныне на пенсии.

Громовых в Союзе больше чем достаточно. Даже обидно.

Убитая рыжая лошадь на дороге между Шимском и Медведем (недалеко от Старой Руссы); до бабушки, в Уторгош, не доехали — из Медведя навстречу гонят скот. Едем в Старую Руссу на фронтовой машине.

— Кто убил коня? — спрашивает Андрей (ему шесть лет).

— Его убили фашисты, — отвечает политрук в пилотке и с зеленой флягой на ремне.

— Кто-кто? — вмешиваюсь я.

— Фашисты, — говорит Андрей. — Они немцы.

Конец июля 1941 года.

До сорок шестого года был уверен, что все немцы — фашисты.

Эвакуируемся — едем домой. На одной из станций мама купила нам сырого молоха. Выпили. В вагоне на полу нашел зеленый огурец и съел. Пронесло с кровью. С тех пор никогда не пью молока в таком страшном сочетании.

Буду горным инженером. Как папа. Буду лазать по горам и искать золото (мамино кольцо на пальце из чистого золота) и «тулмалин» (кристалл турмалина стоял на отцовском столе — наследство). Это будет тогда, когда разобьем всех фашистов, то есть немцев.

Четыре года. (Снова эвакуация.) Наш товарняк остановился на полустанке. Напротив стоит эшелон, идущий на фронт. Солдаты угощали детей сухарями и довоенным печеньем. Мне досталась печенина. Выхватил из рук солдата зубами.

— Ты мне, малыш, чуть палец не откусил.

— Как тебе не стыдно? Как собака! — рассердилась мама. Огорчился. По-моему, плакал. Потом заснул. Первый раз в жизни летал во сне за сухарем. Поймал его на лету зубами и снова взлетел. Как ласточка!

Семь лет. Таскаю из дому папины бритвы «Стандарт» (папы нет — бриться некому) и продаю на барахолке по 30 рублей пачка. Иногда беру пачки китайского чая — тоже по 30 рублей. Деньги складываю в отдушину под домом.

Однажды нашел на чердаке пачку стеклянных фотопластинок «Фотокор». Принес на базар. Содрал черную бумагу, разложил и начал торговать поштучно. Никто не покупал. Очень удивлялся: пластинки-то были совсем новенькие, желтенькие.

Накопленные 147 рублей украли. А я хотел купить два килограмма мороженого и всех накормить. Мороженое стоило 120 рублей килограмм. Пришлось попробовать всего один раз. Мороженое со льдинками — страшно вкусно!

Мама все узнала. Плакала: «В колонию отдам! Не нужен мне такой!» Я ревел. Не отдала.

Восемь с половиной лет. Дома у Юрки Буслаева есть махорка. Мы крутим цигарки, залезаем на чердак и курим, не взатяжку, но до тошноты. Разговариваем о том времени, когда везде будут папиросы.

Девять лет. В институте микробиологии Пастера, что и по сей день стоит на углу улицы Шевченко и бульвара, плохо хранили коробки с ампулами противостолбнячной сыворотки. Если метко их бросать с крыши дома, они разрываются под ногами у прохожих. Прохожие пугаются.

Амур. Утес. Бесконечная и свободная даль левого берега. Мутная теплая вода летом. Розовые торосы зимой. Старый рыбак Кириллыч Оловянников с лодкой и переметами. Катание на льдинах по весне. Еще ржавые обрывы от парка к Амуру, где лихо играть в пятнашки. Начиная с третьего класса, рыбалка с ночевкой и без. Мама прозвала меня «карасятником».

Рим стоит на семи холмах, Хабаровск — на трех.

Привезли в Хабаровск трофейные фильмы. Сложили в каменном сарае на берегу. Мы нашли лаз. По вечерам наша улица Шевченко — первая от Амура — плавала в белом дыму. Красиво!

На крючок перемета попался утопленник.

В анатомическом музее мединститута скелет Красноглазова (2 м 45 см!). Был он грузчиком, говорили. И однажды поймал бревно, сорвавшееся со штабеля.

Вокруг ливень слепой, а в нашем дворе его нет.

Купил в магазине «Учебные пособия» коробочку камней «магнитный железняк». Удивился, что ничего не притягивает. А на картинке в учебнике «Неживая природа» магнитный железняк весь был обвешан железными иголками. Мама дала компас отца. Стрелка бегала за купленным черным камушком, а за простым — нет.

Дом двухэтажный, старый, построенный каким-то акционерным обществом. Печати общества на крыше, на оцинкованных листах, сохранились. Дом кирпичный. Стоял на улице Шевченко слева, если вверх к Комсомольской площади идти. К окну на втором этаже, к нашему окну, протягивалась лапа корявой лиственницы. Выше — поликлиника, ниже — яма с затхлой зеленой водой, где ходят наши модели под парусами, еще ниже склады, крытые оцинкованным железом, в самом низу речной вокзал, за ним — нижний базар, дальше вонючая речка Плюснинка.