Борис Горбатов - Собрание сочинений в четырех томах. 4 том.

— Ну, а водку-то ты пьешь? — грубо и для самого себя неожиданно спросил он.

Шахтеры дружно захохотали шутке начальника, а Великанов резко вскинул голову и вдруг прямо в глаза посмотрел управляющему и ничего не ответил. И Виктор смутился под этим быстрым, чистым и, как сталь, светлым взглядом, в котором даже и упрека не было, ни укоризны, ни оскорбленного юного самолюбия, а было что-то такое, что сразу переменило их роли, сделало мальчика Великанова — судьею, а Абросимова — ответчиком, заставило его смутиться и покраснеть. И он сам почувствовал, что краснеет, и рассердился на себя на это. А рассердившись на себя, тут же, как это всегда бывает, захотел сорвать свое зло на других.

— Вот видите, какие у вас на шахте орлы! — хриплым, каким-то уже совсем начальническим тоном крикнул он. — А сидите по уши в прорыве, как черти в болоте...

— Так ведь это ж — случай, случай... — обиженно зашумели шахтеры. Тут уж не Великанова, тут их общую честь задел управляющий.

— Что ж сделаешь, когда сброс случился?! — раздались изо всех углов голоса.

— На природу управы нет. Прокурору не пожалуешься.

— Шахта — она шахта и есть.

— Один третий участок и не выполняет плана. Поскольку у них сброс. А у нас — все сто, как часы, каждый день.

— Ведь тут какое дело вышло, сынок... — высунулся вперед дядя Онисим. — Стихия! Наткнулись на нечаянный сброс, что сделаешь! — он покачал головой. — Крутая наша Мария, ох, крутая! То выбухнет, то выпучит, то выбросит — страсть!

— А сбросы надо предвидеть! — нетерпеливо перебил его Абросимов. — На то карты есть...

Но тут он вспомнил, что эта шахта Светличного, вспомнил, что сам он — управляющий и ему кричать нельзя. Остановился. Передернул плечами. И сказал уже мирно:

— Ладно! И со сбросами разберемся. Давайте лучше закурим, хлопцы!

Он достал из кармана коробку папирос и, раскрыв ее, протянул.

И когда со всех сторон потянулись к коробке бесцеремонные, дружеские руки, он опять почувствовал себя сыном, вернувшимся в отчий дом. Но сыном, на плечах которого теперь лежит вся забота о семье

Только в предмайские дни вызвал, наконец, Виктор Абросимов к себе в трест всех заведующих и главных инженеров шахт. Пришел на совещание и Андрей.

— Рассаживайтесь, товарищи! — хмуро пригласил Виктор, продолжая стаять за своим столом и роясь в бумагах так, как, по его мнению, должен был рыться в бумагах большой начальник.

Люди поспешно и молча расселись. Ожидалась гроза. Даже скрип стульев был какой-то тихий, подавленный.

Только старик Горовой равнодушно позевывал: он к грозам привык, а на совещаниях ему всегда было скучно.

Виктор быстрым взглядом окинул собравшихся: все в сборе. Вот они все тут, все командиры вахт, его командиры полков: Светличный, Голубев, Посвитный, Горовой, Бело вежа, Шумилов, Ангелов. Любой на них старше Виктора, мудрей и многоопытней; только русый красавец Беловежа ему ровесник. А работают они все плохо!.. Мудрецы! Ишь, сидят, в усы отдуваются... Усы завели. Побрить бы их всех!

Но он твердо решил держать себя в руках. Он и сейчас не станет кричать, брызгаться не будет. До этого он не унизится. Но будет беспощаден.

Он опять, но уже исподлобья, поглядел на всех. Потом взял какую-то бумагу со стола и поднес к глазам.

— Я думаю, хрипло начал он, — что каждому из вас будет интересно узнать итоги вашей работы за апрель. Извольте, я оглашу.

Все шеи вытянулись. И хотя каждый заведующий знал свои итоги назубок, до ночных кошмаров, все напряженно слушали, словно надеялись услышать что-то новое.

А итоги в самом деле были печальны. Ни одна шахта не выполнила апрельского плана. И в новый месяц трест вступал с длинным хвостом долга.

— Таково зеркало вашей работы! — сказал Виктор. — Так сказать, наш первомайский подарок родине...

— Не срами! — тихо попросил Горовой, вдруг сразу и неожиданно вспотевший. — Самим стыдно...

— Стыдно? — звонко подхватил Виктор, но тотчас же взял себя в руки крутым усилием воли. Только сжатый кулак его задрожал на настольном стекле. — Хорошо хоть стыдно... — пробурчал он. — А то люди со стороны думают, что мы и вовсе стыд потеряли.

Все по-прежнему молчали. Андрей смотрел в окно. Там, на площади, перед самым трестом плотники сколачивали первомайскую трибуну. Вероятно, им самим нравилась эта веселая, почетная работа: было видно, как они, оживленно смеясь меж собою, споро и охотно постукивали молотками.

— Хорошо! — сказал Виктор, вставая — Я не буду попрекать вас прошлым. За прошлое вы, а не я в ответе. А вот за будущее, — чуть повысил он голос, — за будущее нам уж вместе придется отвечать. И крепко отвечать!