Борис Горбатов - Собрание сочинений в четырех томах. 1 том

Над зданием воздуходувки вспыхивает электрический транспарант:

— Даешь чугун!

Митрофан Кондратьевич Бугай кладет синее стеклышко на стеклянное отверстие в фурме и прижимается к нему глазом. Давно знакомая картина: в печи подпрыгивает иссиня-красный раскаленный кокс, оседает истекающая чугуном руда. Пламя колеблется, как стекло.

Плавка идет нормально.

Первого февраля в час дня из шлаковой летки вырывается первый шлак. Он течет по желобам в ковши, шипя и брызгаясь яркими горячими золотыми звездами.

Бугай берет на лопату немного золотой жидкости, и она сразу застывает белым студнем.

Над лопатой склоняются люди.

— Хороший шлак, — говорят они, наконец, и озабоченные лица освещаются улыбкой.

Желоба, по которым пойдет горячий чугун, уже обмазаны известью, прикрыты железными листами, на которых горит кокс. По всему литейному двору пылают костры. Пламя их мечется в сумерках, которые все больше и больше окутывают домну.

Бугай опять прижимается глазом к синему стеклышку: робкими белыми ручейками стекает вниз чугун, руда оседает ниже.

Горновые и рабочие чугунной летки Королев, братья Андросовы, Чугунов и другие одевают асбестовые халаты и войлочные шляпы.

Мастер Ус, усатый, молчаливый, отдает им последние распоряжения.

— Да дружней работать! — поучает он. — Да порядок чтоб был.

Вооруженные ломом горновые выстраиваются у чугунной летки. Ее прожигают сначала кислородом, а потом ломают ломом.

— Э-эх, ра-аз... Э-эх, ра-аз...

Их движения ритмичны, дружны, головы у всех повернуты в сторону, чтобы искры не поранили глаз.

И вдруг из летки вырвалось белое ослепительное пламя.

— Чугун! — закричал кто-то взволнованно, не выдержав.

В желобе показался чугун. На бункерной эстакаде, во второй домне, на холмах, окружающих домну, — всюду толпился народ, напряженно наблюдающий, как сначала медленно, потом быстрей и быстрей белой огненной рекой шел по желобу чугун. Вот дошел он до конца желоба, несколько капель уже упало в ковши, стоявшие внизу на железнодорожных путях, потом, шипя, разлетелись золотые брызги и погасли в темноте. И, наконец, тонкая, как лезвие шашки, струя упала в ковш. Она текла беспрерывно, и казалось: это пламенная шашка застыла в синих вечерних сумерках.

Огромный, высокий Королев — первый горновой — смотрел, как тек чугун. Пламя бегало по его потному, взволнованному лицу.

— Белый какой, — произнес Королев, — горячий... — и из этих двух фактов сделал уверенный вывод: — хорош чугун.

И не ошибся: марка О — высшее качество — установили специалисты.

— Хорош чугун, — еще раз мотнул головой Королев.

Ему хотелось ваять немного чугуна в руки и растереть его между пальцев, как крестьянин растирает влажный, жирный комок чернозема. Он засмеялся и пошел к своим.

Там уже гремело «ура», в воздух взлетали Гугель, Соболев, Бугай, Ус... Незнакомые люди пожимали друг другу руки, по их лицам бегало зарево первой плавки.

Над воздуходувкой в ответ на первый транспарант «даешь чугун» зажглось короткое, ожидаемое всей страной «есть!», за которое недаром бились доменщики.

Последние струйки чугуна стекли в ковши, и паровоз повез первый магнитогорский чугун к разливочной машине.

1932

Магнитогорск

По панцирю печи катится вода. Она закипает на багровой броне, легкий пар идет от горячего железа, будто это рубаха употевшего в походе красноармейца.

— Горяча печь, — говорят, улыбаясь, горновые, а водопроводчик озабоченно глядит на холодильники.

Еще в январе текущего года ползла по холодной печи хрусткая изморозь, доменщики жались к кособоким жаровням, грелись, потирали озябшие руки и нетерпеливо ждали: скоро, скоро ли?

Мертво поблескивала руда в бункерах, вхолостую, вразвалку шли по наклонному мосту пустые скипы. А рядом в лесах, в строительной горячке, в звонкой клепке, в дружном соревновании ударных бригад уже рождалась вторая печь — «Комсомолка».

Сегодня обе печи горячи. По первой, старшей, катится тяжелый пот. Тысячи тонн ее металла, превращенные в ладные советские машины, принадлежат стране. Вторая — «Комсомолка», молода, многому научилась у старшей.

К латкам, к механизмам, к кауперам первой печи стали опытные рабочие, приехавшие с юга. К механизмам «Комсомолки» в большинстве своем стало поколение, выучившееся здесь. Второе доменное, комсомольское поколение Магнитогорска.