Николай Погодин: Собрание сочинений в 4 томах. Том 3

Притчард. Знаю. И притом точно.

Гордон. Ты изменился, Притчард.

Притчард. У меня растет сын…

Гордон. И что же?

Притчард. Так… сын… мальчик…

Гордон. И ты счастлив.

Притчард. Нет.

Гордон. Какая-то загадка… Как ты изменился.

Притчард. Какая же загадка… Просто я гуляю с ним здесь, в парке, и думаю, думаю, а сын все растет, растет… Что я скажу сыну?..

Гордон. Ах, я не понял сразу… Бомба?..

Притчард. Да, бомба, которую я делал…

Гордон. Печально.

Притчард. Очень.

Гордон. Печально, что у тебя такое настроение… О чем тут думать. Не мы, так другие сделали бы ее.

Притчард. Да, конечно… Но не мы… Не я.

Гордон. Черт побери!.. Тогда Эйнштейн… Он… Он сам признавал, что нажал кнопку.

Притчард. Как это удобно… И те мерзавцы, которые снова хотят бросать бомбы, будут молиться богу: «Не я, господи, не я… А он, Эйнштейн». Но ты-то знаешь.

Гордон. Знаю, знаю… И не о том мы говорим.

Притчард. О том… Он, может быть, был первым из века, кто с такой силой выразил святое правило: совесть и честь ученого должны быть чистыми перед наукой.

Гордон. Перед наукой… Да. Но это другое! Эйнштейн учил, что высший идеал ученого — забыть о своей личности… Мучительно, беспощадно годами испытывать мысль, чтобы она стала объективной истиной вне твоего сознания… Но когда он говорил это, то не было речи ни о какой бомбе. Бомбу создала физика двадцатого столетия. А мы с тобой только агитаторы…

Притчард. Каждый каннибал, если бы он умел мыслить, как мы с тобой, с удовольствием сказал бы: «Меня создала кулинария моего столетия. Я только агитатор».

Гордон. Словесные эффекты годны для литераторов… Каннибалы… Неужели ты хочешь, чтобы нас проглотили коммунисты?

Притчард. Я хочу быть честным.

Гордон. Значит, я нечестен.

Притчард. Да.

Гордон. Каннибал?

Притчард. Да.

Гордон. Поэтому ты мне не подал руки?

Притчард. Да.

Гордон. Антуан, вспомни наш чудесный день на берегу океана… Вспомни Лос-Аламос… Какое было вдохновение, угар…

Притчард. Лос-Аламос — наше проклятие!

Гордон(взрываясь) . А я не верю тебе, Гамлет. Никто не знает твою сущность лучше меня. Ты оскорблен. Страдает честолюбие… С тобой больше не советуются президенты… Давай же говорить начистоту.

Притчард. До Гамлета мне далеко. Я знаю, что меня так называют, но эти люди не понимают, как они мне льстят. Из всего, что я натворил в жизни, самое мучительное — двойственность. Но при чем тут Гамлет? Как это светлое детище Шекспира, мы все страдаем только потому, что у нас нет воли… адекватной идеалу.

Гордон. Я никогда не понимал твоего идеала. Всемирный коммунизм… так, что ли?

Притчард. Честность… Если это коммунизм, пусть будет так. Но честность — это высший порядок,

Гордон. Антуан… ты чудесный американец. Самый чудесный. Зло, добро, честность… Был бы ты баптистом, куда ни шло. Но такие, как ты, хотят свой жалкий гуманизм сделать мировым порядком. Но вас, таких чудесных мечтателей, не так уж много в самой Америке. И слава господу.

Притчард. Этот жалкий гуманизм был верой Эйнштейна.

Гордон. Он охватил вселенную в ее гармонии. Его теория единства познаваемого мира — не чудо. Нет. А что-то ужасающее своей чистой простотой. Мы мошки по сравнению с этим орлом вселенной. Но люди не имеют ничего общего с делами во вселенной. Они не звезды. Это смешно, когда великий физик мечтает о гармонии мироздания, перенесенной на людей. Утопия… не новая… Пророчество. А когда дело коснулось нашей жизни и смерти, он ахнул атомную бомбу.

Притчард. Он?!

Гордон. Это уже не важно. Он, я, ты, Трумэн [73] Трумэн, Гарри (р. 1884–1972) — американский государственный и политический деятель, один из лидеров демократической партии. После смерти Ф. Рузвельта в апреле 1945 года стал президентом США. Правительство Трумэна проводило «атомную дипломатию», основанную на угрозе применения атомной бомбы как средства давления на другие страны. … Америка… Важно другое. Человечество теперь пришло к апофеозу самоистребления, которым оно всегда занималось. Что касается меня, то я надеюсь, что одна Америка способна устоять. Не может быть другого… И если будет война, я буду служить мощи Соединенных Штатов с каким бы врагом им ни пришлось бороться… В конце концов, опять-таки не важно, каким будет мир потом… Потом будет затишье… долгое, созидательное и даже мудрое… и человечество немного отдохнет. Хотя нет, пару бомб оно припрячет и, конечно, самых лучших.