Юлиан Семенов - Неизвестный Юлиан Семёнов. Возвращение к Штирлицу

По трагическому предчувствию автора, это действительно были конспекты романов, которые Юлиан Семенов уже не успел написать. И в них он, как и его герой Исаев в «Отчаянии», размышляет о судьбах России, истоках революционного насилия и сталинского террора, путях преодоления этого тяжелого наследия. Составной частью «Ненаписанных романов» стали некоторые автобиографические рассказы из цикла «37–56», созданные в 1961–1964 годах. В нашем издании они впервые публикуются в полном объеме по авторским рукописям, как впервые с 1988 года переиздается рассказ «Да здравствует Вл. Ворошилов…» и публикуется новелла «Дюкло» – последняя из цикла «ненаписанных романов» и, вероятно, последнее написанное Юлианом Семеновым произведение.

Как отмечают исследователи творчества писателя, успех романов о Штирлице базируется, во-первых, на профессиональной работе автора с архивами и историческими источниками, а во-вторых, на личном жизненном опыте, в том числе полученном в различных журналистских командировках. Результатом командировок, помимо статей, репортажей и интервью, были публикации, написанные в формате очень удачного сплава документально-художественного очерка и дневниковых путевых записей, который сам писатель назвал «отчетом по командировкам». Несколько «архивных отчетов» мы приводим в соответствующем разделе. Особо хочется отметить первый опыт такого рода – документальную повесть «Люди штурмуют небо» (единственный раз издана в 1960 году) – ведь впечатления от сибирских и дальневосточных командировок легли в основу соответствующих страниц литературной биографии Исаева-Штирлица. И совершенно особенным «отчетом», написанным по горячим следам событий, является документальная пьеса-детектив «Поиск-891», в свое время с успехом поставленная Галиной Волчек в театре «Современник».

Завершает сборник подборка архивных материалов. «Начало начал. Первая книга» – так автор подписал папку, в которой хранил свои первые опыты в художественной прозе. Возможно, он и не собирался их публиковать, однако, прочитав рукописи, мы убедились, что эти несколько страничек будут интересны не только филологам и историкам литературы, но и широкому кругу читателей.

Обладая знаниями и опытом профессионального историка, литератора и кинематографиста, Юлиан Семенов на протяжении всего своего творческого пути старался пробудить у читателя интерес к истории своей страны, ее урокам и альтернативам развития, полагая, что только просвещенный гражданин и патриот может стать гарантом законности, социальной справедливости и экономического процветания России.

Лев Аннинский в свое время высказался так:

«Дело, которое Семенов сделал в русской литературе двадцатого века (и которое, как я убежден, обеспечит ему место в ее истории), можно в грубом приближении назвать созданием интеллектуально-милицейского жанра.

Тоньше: соединением высокой умственной аналитики и низкого, непредсказуемого, “авантюрного” материала.

Еще тоньше: попыткой стянуть хотя бы “общим туманом” края пропасти между разумом и невменяемостью в фантастической реальности, называемой Россией.

Если знать этот ключ, музыка будет услышана.

И двери отворятся».

Зима 1921 года в Европе выдалась странная и необычная. В январе было тепло, шли дожди, казавшиеся скорее весенними, а в начале февраля вдруг ударили морозы, деревья в Париже сделались игольчато-белыми, все в заледеневшем снегу; выпал снег; сначала он был мокрым, но свирепые предутренние морозы сделали его скользко-хрустким; люди, не ждавшие такого мороза, кутались в коротенькие пальто – последняя американская мода; высокий разрез сзади, кепи с длинным козырьком, тупорылые, бульдогами, ботиночки; покатилась волна таинственной инфлюэнцы; особенно страдали дети: маленькие гробики то и дело отвозили на кладбище, и промерзшая земля глухо ударялась в серо-желтые доски.

В один из февральских дней возле здания французского Генерального штаба было особенно оживленно.

То и дело останавливались машины, выскакивали генералы в легких шинелях и рысцой бежали к дубовым массивным дверям; подвозили машины и штатских – шляпа, низко надвинутая на глаза; идут неторопливо, видимо не французы – мороза не боятся; глаз от земли не поднимают, дышат тяжело, сквозь зубы – по всему видно, русские.

В этот неприметный морозный день во французском Генеральном штабе собрались на совещание высшие представители белогвардейской эмиграции, наблюдатели из Лондона и французские военачальники.

Читать дальше