Александр Чаковский - Победа. Книга 2

Сталин по-своему истолковал его замешательство.

– С американцами это случается, – сказал он. – Сегодня – «да», а завтра… «применительно к обстоятельствам»… Но будем считать, что ваш американец не врет. Тогда надо сделать вывод…

Сталин посмотрел на Воронова, словно ожидая, что тот сам сделает этот вывод. Но Воронов молчал.

– Надо сделать вывод, – продолжал Сталин, – что Черчилль хотел бы использовать против нас немецкие войска и… собственную прессу…

– Я убежден в этом, товарищ Сталин! – воскликнул Воронов. Он понял, что Сталин слушал его.

– Это, конечно, очень важно, что вы убеждены, – произнес Сталин.

Воронов растерянно смотрел на него, не зная, как понимать эти слова: одобряет ли его Сталин или иронизирует.

Неожиданно Сталин спросил:

– За что вы получили орден Красного Знамени?

Резким движением поднявшись со стула, Воронов вытянулся и громко сказал, вернее, доложил:

– За участие в боях против немецко-фашистских захватчиков… – И тут же смолк, поняв, что отвечает привычной фразой, не раскрывающей существа дела.

– …и проявленный при этом героизм? – с усмешкой произнес Сталин. – Скажите конкретнее.

Воронов растерянно молчал.

– Или вы сами толком не знаете, за что вас наградили?

Кровь прихлынула Воронову к лицу. Иронии по поводу своего ордена он не мог простить никому. Даже Сталину.

– Я получил орден за бои под Москвой, – твердо и даже с вызовом сказал Воронов. – За оборону КП дивизии, к которому прорвались немцы.

– Что за дивизия? Кто ею командовал? – спросил Сталин.

– Полковник Карпов! – отчеканил Воронов. Он хотел добавить, что встретил Карпова, теперь уже генерала, здесь, в Бабельсберге, что именно ему докладывал о случившемся у Стюарта, однако не успел окончить доклад, потому что…

Но Сталин быстро спросил:

– Карпов? Который сейчас у Жукова?.. Но это значит, что комиссаром у вас был…

– Полковой комиссар Баканидзе! Он и вручил мне орден.

В лице Сталина внезапно произошла странная перемена. По нему пробежала мгновенная судорога. Боли? Страдания?..

– Он не дожил до нашей победы, – с горечью сказал Сталин. – Не дожил!..

Воронов не мог знать, что, напомнив Сталину о Баканидзе, он напомнил ему и о том, чем закончился три с половиной года назад разговор между ними.

Тогда Сталин сказал Ревазу Баканидзе: «Мы делали все, что могли, Резо. Почти все. Однако у нас были ошибки. Да, были ошибки. Допущен просчет. Но прежде чем сказать это народу, надо разбить врага».

Сталин отчетливо помнил, что сказал ему на прощание Баканидзе: «Это тот ответ, который хотел от тебя услышать. Остальное после победы».

Сталин дал этот ответ. Не только одному Баканидзе. Всему народу. В своей речи по случаю Победы он выполнил обещание, которое дал старому другу и соратнику.

Молчание длилось всего несколько мгновений. Потом снова раздался голос Сталина:

– Как долго вы находитесь в Германии? – Видя, что Воронов продолжает стоять, Сталин сказал: – Садитесь.

– С того времени, как наши войска в нее вступили, – ответил Воронов.

– Скажите, как наши войска ведут себя по отношению к немецкому мирному населению? – Сталин положил на стол трубку и остановился напротив снова занявшего свое место Воронова.

Это был еще один неожиданный переход. Казалось, Сталин окончательно забыл, с какой целью он вызвал сюда Воронова.

– Затрудняюсь сказать… Не знаю, товарищ Сталин, – ответил Воронов. – После всего того, что фашисты творили на советской земле… Я думаю, наши ведут себя сдержанно. Хотя отдельные эксцессы…

– Отдельные эксцессы… – повторил Сталин. – Да. Русский человек отходчив. Ну, а немцы?

– Немцы? – переспросил Воронов. – Наверное, есть разные немцы. Одни хотели бы забыть гитлеровский кошмар и мирно трудиться. Но, конечно, есть и другие…

– Значит, две души у Германии?

Воронов не сразу понял, что имеет в виду Сталин.

– Существовало мнение, что Германию надо расчленить. Мы всегда были против. Германии следует оставаться единой. Но кое-кто уже сейчас делает ставку по крайней мере на две Германии. Мы – на ту, которая, по вашим словам, хочет мирно трудиться. На эту ее душу. Другие – на другую…

Сталин разговаривал как будто не с Вороновым, а то ли с самим собой, то ли с кем-то, кто находился за пределами этой комнаты.

– Я бываю в одной немецкой семье, товарищ Сталин, – сказал Воронов. Его недавний разговор с Вольфом имел прямое отношение к тому, что интересовало Сталина. – Глава ее – рабочий. Его завод разрушен, но он каждый день ходит к развалинам. Не может жить без работы. Недавно он спросил меня: «Что будет с Германией?»