…Всего лишь один раз встретил, но на всю жизнь Лодой запомнил другого человека — с темным продолговатым лицом и живыми смелыми глазами, черноусого, рослого и крепкого, одетого в желтое ламское дэли, и с маузером за поясом — Хас-Батора. Высокопоставленный лама, настоятель крупного монастыря, Хас-Батор стал полководцем и легендарным героем народной революции. За революцию, за ее светлые идеалы в тысяча девятьсот двадцать первом он отдал жизнь.
Но Лодой знал и другое: бурные потоки, которые рождаются во время гроз и ливней, несут немало всякого хлама. Хлам этот оседает на дно или прибивается к берегам.
Когда он впервые встретил Ванчарая, что он о нем знал? Совсем немногое: что тот рос в монастыре, потом учился в Тибете, что ламой был недолго. Отказавшись от сана священнослужителя «во имя революции», Ванчарай вступил в партию. В началу тридцатых годов, работая председателем сомонного Совета, был ярым сторонником создания коммун. Он «загонял» аратов в коммуны, считая, что народ — это те же овечки, которых можно гнать, куда хочешь.
На третьем Пленуме ЦК МНРП в тысяча девятьсот тридцать втором году массовое создание коммун и колхозов было признано преждевременным, не отвечающим историческому этапу развития республики. Коммуны и колхозы представляли собой слабо организованные хозяйства, не способные ни материально, ни морально, ни организационно заинтересовать своих членов в коллективном труде.
Людей типа Ванчарая назвали тогда левыми перегибщиками, их действия квалифицировали как антисоциалистические, дискредитирующие великие идеи добровольного кооперирования, наносящие большой вред важному делу.
По-разному были наказаны тогда «левые перегибщики». Но Ванчараю удалось сухим выйти из воды. Друзья из центра сумели устроить ему перевод в один из западных аймаков страны и тоже на руководящую должность.
До сих пор Лодой не связывал контрреволюционный бунт в Баин-Тумэни с именем Ванчарая. А связь, пожалуй, была. Бунт начался с приходом из Восточной Гоби, и как раз из того сомона, где усиленно создавал коммуны Ванчарай, банды Цамбы.
В Баин-Тумэни Ванчарай появился летом тысяча девятьсот тридцать девятого года, когда Лодой воевал на Халхин-Голе.
Работая начальником управления сельского хозяйства, Ванчарай нередко ошибался, но ошибки его не были настолько крупными и серьезными, чтобы видеть в нем врага.
Хозяева, как можно было судить теперь, держали Ванчарая для более важных и крупных дел, ну, а дела помельче поручались тем, у кого «юрта пониже и дьм пожиже». Одним из таких «важных дел», видимо, было создание агентурной разведывательной сети. Но тут Ванчарай много сделать не смог. Даже сына не залучил. Новое поколение, рожденное революцией, работает не на ванчараев. Оно прекрасно знает, где и зачем у черта хвост растет.
Но сколько Лодой ни тешил себя мыслью о том, что с ликвидацией крупной частной собственности, с построением нового общества в стране у врага выбита почва из-под ног, на душе все равно скребли кошки. Есть отщепенцы и предатели, которые по указке «оттуда» наносят и будут наносить удары… Есть лазутчики… Так что рано складывать то революционное оружие, которое зовется бдительностью.
Вскоре после приезда из «Дружбы» Лодой получил вызов в Центральный Комитет.
— Не с объяснением ли по поводу случившегося? — встревожилась Алтан-Цэцэг.
— Возможно, — неопределенно ответил Лодой.
У Алтан-Цэцэг как раз закапчивались каникулы, и она собралась ехать в столицу с отцом. Перед отъездом решила навестить Ванчарая. Когда пришла в больницу и назвала его имя, то дежурная медицинская сестра почему-то отвернулась и попросила пройти к главному врачу. Главврач, прежде чем рассказать о состоянии Ванчарая, справился:
— Он ваш родственник?
— Нет.
— Жених?.
— Нет.
— Друг?
Алтан-Цэцэг стушевалась: к чему эти странные вопросы? Какое это имеет значение?
— Да, Ванчарай — мой большой и хороший друг.
Не могла не заметить: на лице главврача промелькнула растерянность.
— Простите, но к чему эти вопросы? — спросила Алтан-Цэцэг.
— Теперь, пожалуй, ни к чему, — согласился главврач и сказал: — Огорчу: он скончался сегодня ночью от кровоизлияния в мозг и сильного обморожения… Все эти дни ни разу не приходил в сознание…
У Алтан-Цэцэг подкосились ноги. Она опустилась на кушетку, накрытую свежей простыней и клеенкой. Главврач подал стакан воды. Извиняясь, пробормотал:
Читать дальше