Григорий Кобяков - Кони пьют из Керулена

Лидия Сергеевна не может сдержать слез. Горячие, они катятся по ее бледным щекам. Ветер шевелит ее белые волосы… Десять дней, проведенных в изоляции, голову Лидии Сергеевны осыпали снегом.

Кольцо размыкается. К доктору Ледневой подходит парторг Жамбал. Волнуясь, он говорит:

— Ты спасла монгольского мальчика и поэтому ты для него теперь мать. По старому обычаю нашего народа мы нарекаем мальчика твоим именем. Отныне его звать Очирбат-Леднев.

Мальчишка прижался к Лидии Сергеевне.

— Сайн хугжин [16] Сайн хугжин — хорошая женщина. …

Председатель Самбу преподносит ей хадак цвета небесной сини — на счастье, на долгую жизнь.

— Спасибо, — говорит он и земным поклоном кланяется Лидия Сергеевна.

— Спасибо, — говорят люди.

Бывают легенды. Бывают события, которые становятся легендами. И они не подвластны времени, потому что люди — свидетели, очевидцы, участники таких событий рассказывают о них своим детям и внукам, а дети и внуки расскажут своим детям и внукам.

Ванчарай своей болтовней хоть ненадолго, но внес в душу Алтан-Цэцэг разлад и смятение. Подвиг советского врача Лидии Сергеевны Ледневой укрепил в ней веру в советского человека, в его могучую силу и непобедимость. А мудрый Жамбал высказал простую и ясную мысль: только работой мы можем помочь нашему великому другу приблизить победу.

Алтан-Цэцэг работала, не замечая времени. День сменялся днем, неделя — неделей. Она успевала бывать всюду — на фермах, в отарах, гуртах. Вечерами, когда солнце укладывалось спать, она вела неторопливые беседы в юртах. Теперь она всюду была своя. Даже старые мудрые скотоводы не считали для себя унижением обратиться к ней с вопросом. «Алтан-Цэцэг, подскажи…», «Алтан-Цэцэг, посоветуй…»

Ее считали «ученой». А «ученая» не всегда могла подсказать, посоветовать. Часто она попадала в тупик — не хватало знаний и опыта. Это ее смущало, расстраивало, порой доводило до слез. В такие минуты она вспоминала Максима.

Однажды она провожала Максима из города. На керуленском мосту остановились. Максим положил руку на ее плечи, обнял. Под большой и крепкой солдатской рукой ей стало тепло и уютно. Опьяненная радостью, она запела. Максим слушал, и рука его, лежащая на се плечах, отчего-то вздрагивала.

— О чем песня? — спросил Максим, когда она умолкла.

— О счастье, — ответила она.

Максим рассмеялся:

— Слишком коротко рассказала.

— Могу и подлинней. В песне говорится о том, как молодой человек едет учиться в далекие края, оставляя солнечную степь и родную юрту, над которой вьется веселый дымок. Его будут ждать здесь. И он обязательно вернется. И привезет из далекой страны, от хороших друзей много сокровищ. Эти сокровища — знания.

— Ты бы хотела поехать за этими сокровищами? — спросил Максим.

— Очень. Но сначала хочу поработать.

И вот, поработав, Алтан-Цэцэг все чаще задумывалась об учебе. Но это была далекая мечта. Она стала близкой, когда осенью Советский Союз преподнес Монголии подарок — в Улан-Баторе построил университет и направил в него своих ученых, преподавателей. Впервые в тысячелетней истории Монголии прозвенел звонок, позвавший студентов в университетские аудитории. Один из трех факультетов был зооветеринарный. Но в те сентябрьские дни, когда шел первый набор, Алтан-Цэцэг и заикнуться не смела об учебе: и Максимка совсем крохотный, и дел невпроворот, и смятение, закравшееся в душу от слов Ванчарая, все еще было живо.

Смятение заглушила работой. Пророчество Ванчарая не сбылось. Советский Союз выстоял на Волге, окружил там немцев и устроил им невиданный «котел».

Осень сорок второго года в монгольских степях была бесснежной. Когда налетал сильный ветер, шелест сухих трав напоминал тихий перезвон колокольчиков. Наконец, в ноябре выпал снег. Но его быстро и дочиста вылизал ветер. Трудно было животноводам.

Ранним утром, когда на дворе еще не растаяла густая фиолетовая синь, пришел парторг Жамбал. Вместе с гостем в юрту ворвался плотный клубок белого морозного пара, расплылся по полу и тут же исчез, испарился.

Ни Алтан-Цэцэг, ни Тулга не ждали столь раннего гостя. Они недавно встали и едва успели растопить очаг. Решили: «Видимо, по какому-то делу пришел. Может быть, поздравить с наступающим праздником Цагар-сара — белым месяцем — первым месяцем весны по лунному календарю и Новый годом».

Гость, как показалось им, был немножко навеселе. Во всяком случае сегодня он был совсем не таким, каким бывал всегда. Жамбал поздоровался, отряхнул от снега мохнатую лисью шапку-малахай, прошел и сел на почетное место — в северной части юрты.