Григорий Кобяков - Кони пьют из Керулена

Письма Максима… Они были для Алтан-Цэцэг теми крыльями скакуна, которые принесли ей с далекого советского фронта мысли друга, его чувства, его любовь. Но она сама, своими руками срезала эти крылья… Вот и казнись теперь, и страдай, и неси свою тяжелую ношу.

Врачи-чудаки прописывали ей лекарства, не понимая, что горе лекарствами не лечат…

Но больница живет по своим законам. Изо дня в день, из недели в неделю повторяется одно и то же:

— Ну, как мы себя чувствуем сегодня? Как пульс, температура? — И вновь — уколы, микстуры, таблетки.

Ожоги на руках и ноге у Алтан-Цэцэг были несильными, и они не тревожили врачей. Тревожило их другое: упадок духа и та жизнь, которую Алтан-Цэцэг носила под сердцем. Причины душевного надлома здесь никто не знал.

Дважды Алтан-Цэцэг навещал отец. Но визиты его были короткими. Как всегда, его ждали неотложные служебные дела. Во второй свой приход он сказал, что недели на две, на три уезжает: вызывают в Улан-Батор. И пошел — широкоплечий, с крепкой шеей, с большими руками. И очень усталый. У Алтан-Цэцэг даже мелькнула жалостливая мысль: «Совсем измотался. Он, наверное, и спит, как конь, — стоя».

Узнала о беде Алтан-Цэцэг соседка Лидия Сергеевна Леднева, «Отец, наверное, сказал». В первый раз пришла и принесла гору домашних коржиков. Алтан-Цэцэг удивилась ее приходу и ее подаркам: совсем ведь чужой человек и малознакомый. Насторожилась: сейчас начнутся расспросы, охи да ахи.

Но не было ни расспросов, ни охов, ни вздохов. Лидия Сергеевна просто посидела и рассказала о своем городе.

После ухода русской женщины лицо Алтан-Цэцэг высветила робкая и несмелая улыбка. Первая за все время в больнице.

Теперь Лидия Сергеевна стала заходить часто, и каждый ее приход для Алтан-Цэцэг был как всплеск яркого света. С этой доброй русской женщиной было интересно.

Один раз Лидия Сергеевна прочитала письмо своего отца, работающего директором школы в Иркутске. В этом письме Алтан-Цэцэг поразил один факт. В морозный день (а кто не наслышан о лютых сибирских морозах) вышла из строя котельная школы. Учителя встревожились: разморозится отопительная система — и тогда в классах долгое время, а может и всю зиму, придется волков морозить. (Алтан-Цэцэг долго не могла взять в толк, почему волков, ведь ребята будут мерзнуть). Тревога дошла до ребят. И все они, хотя их никто не звал, явились вечером в школу. Спасательную работу начали с того, что на лестничных площадках своими пальтишками укутали уже остывшие трубы и батареи.

А в коридорах и классах трубы грели своими руками и дыханием.

Ремонтируя котел, всю ночь работали женщины-слесари — мужчины-то на фронт ушли — и всю ночь ребята грели трубы — только, бы не дать замерзнуть воде!

В другой раз Лидия Сергеевна вспомнила о своей работе в Дальневосточной эпидемической экспедиции. От геологов, работающих в тайге, от строителей Комсомольска-на-Амуре в летнее время, особенно по веснам, стали поступать сигналы о неизвестной болезни, которая буквально косит людей. На Дальний Восток направили экспедицию во главе с ученым-эпидемиологом Зильбером с заданием: найти причину болезни. После долгих поисков экспедиция обнаружила клеща, содержащего в своем организме вирус, поражающий головной мозг, — энцефалос. Клеща назвали энцефалитным.

Воспоминание это для Лидии Сергеевны было тяжелым: она потеряла в экспедиции очень близкого ей человека.

И снова была поражена Алтан-Цэцэг, Откуда у этой маленькой и худенькой женщины с глубокими темными глазами берутся силы, чтобы выдержать удары судьбы, не сломиться, не потерять радость жизни?

Как-то, прощаясь с Алтан-Цэцэг, Лидия Сергеевна с беспокойством заметила:

— Что-то мне не нравится, девочка, ни твой вид, ни твое настроение.

Алтан-Цэцэг промолчала. Ей нечего было сказать.

— Ты только начинаешь жить. Перед тобой — долгая дорога, которую надо пройти. И не как-нибудь, а красиво. Пойми это…

Задумалась. Может быть, вспомнила свою дорогу. Вздохнула.

— Хотела бы я обменяться с тобой годами.

Ми сама Алтаи-Цэцэг, ни, конечно, врачи не могли бы объяснить, когда в ее душе вдруг что-то просветлело. Чувство отрешенности, которое давило и терзало ее, стало таять, словно весенний снег. В сердце затеплилась надежда: Максим еще напишет, должен написать! И ей с новой силой захотелось жить. Ради того, чтобы всегда слышать всплески Керулена или Халхин-Гола. Ради того, чтобы каждое утро встречать яркое солнце. Ради тон долгой дороги, которую надо пройти красиво.