Николай Верещагин - Любовь к велосипеду

Набранная скорость была так велика, что на вираже Володю сильно занесло вправо. Резко наклонив машину, выставив колено, впаявшись ладонями в руль, он попытался срезать поворот у самого края обочины, которая обрывалась крутым откосом, усеянным крупными глыбами камней. Он пытался, он делал все как надо, во в сотую долю секунды, молниеносным сознанием понял вдруг, что набранная скорость слишком велика и новая, еще необкатанная им машина не впишется в поворот… И когда колеса залихорадило на мелких камешках обочины, он уже знал, что ни затормозить, ни вывернуть не удастся и сейчас он загремит…

Переднее колесо с треском врезалось в каменную глыбу на кромке откоса. Какая–то грубая неодолимая сила рванула у него из рук руль и выбросила из седла… И в это мгновение, в долю мгновения, такую короткую, что он ощутил себя зависшим, как бы застывшим в падении, перед глазами, застилая все, промелькнуло уже знакомое видение:

…В КРАСНОЙ МАЙКЕ ЛИДЕРА С ЗОЛОТЫМИ БУКВАМИ СССР НА ГРУДИ, ОН МЧИТСЯ СКВОЗЬ РАССТУПИВШУЮСЯ ТОЛПУ, КОТОРАЯ РУКОПЛЕ​ЩЕТ ЕМУ, И, СТРЕМИТЕЛЬНО НАКАТИВ НА БЕ​ЛУЮ ЛЕНТУ ФИНИША, В ПОБЕДНОМ ЛИКУЮЩЕМ ПРИВЕТСТВИИ ВСКИДЫВАЕТ ОБЕ РУКИ ВВЕРХ…

Падая, он увидел кувыркающийся велосипед с чудовищно изуродованным колесом, из которого во все стороны торчали вырванные спицы, и ему стало жаль свою новую машину… «Сейчас будет больно!» — вспомнил он о себе, и острая боль в ключице пронзила его. «Еще голова!» — ужаснулся он, и от страшного удара в лоб у него потемнело в глазах. «Кажется, все…» — мелькнула надежда, во грубая злая сила все волокла его, коверкая и уродуя на камнях… Теперь уже сама крутизна откоса увлекала его вниз… «Ну хватит!» — взмолился он, но бездушная эта сила все волокла и била его о камни, перебрасывая с боку на бок, обдирая кожу чертополохом и острым щебнем… Лишь в самом низу откоса, швырнув напоследок в сухую горькую полынь, она оставила его…

Оглушенный, исковерканный, он приподнялся на корточки и попытался встать. Ноги не слушались, не подчинялись ему. Со лба по щеке на шею текла густая липкая кровь. Он машинально вытер ее ладонью, но тут же ощутил, как тугая струйка зазмеилась по щеке опять. Воротник велорубашки быстро набухал темной кровью. Тогда он понял, что расшибся сильно, — и это как–то странно успокоило его, будто оправдывало и нелепое фатальное невезение, и напрочь проигранную гонку.

Наверху, сверкая спицами, пригнувшись к рулям, промчалась небольшая группа гонщиков — из тех, кого еще минуту назад он намного опережал на дистанции. На мгновение они повернули головы в его сторону — и тут же скрылись за поворотом. — Потом он увидел затормозившую над ним белую с красными крестами машину «Скорой помощи». Дверца распахнулась. Двое с носилками и врач в белом халате торопливо спускались к нему по откосу, лавируя между большими камнями…

И только тут потерял сознание.

Осенью к выписке мать купила ему костыли. Нужно было учиться ходить заново. Исковерканный гоночный велосипед она выбросила на помойку. Дворовые мальчишки открутили от него всё, что можно было открутить, а руль один из них приспособил на свой «дорожник».

В следующем году впервые за много лет наша сборная проиграла велогонку Мира как в личном, так и в командном зачете.

1984 год