Вдруг над самым моим ухом зазвенел телефон. Вера Трофимовна вихрем, подобрав юбки и мелькая голыми ногами, ринулась через аппараты, через пламя и змеевики к моему сундуку. Надо мною висел телефон. Она схватила трубку и всунула ее в растрепанные патлы возле уха. Ее глаза были круглы и толстые губы закушены. Она навалилась на меня локтем и, нервно почесывая затылок, сказала:
– Эгэ? Алло! Да, да…
Затем она завопила в трубку:
– Иван Платоныч, это невозможно! Это черт знает что! Это вас не касается… Что? Извините меня, пожалуйста, но этот номер не пройдет… – И пошла, и пошла. Она истерически хохотала и ругалась басом. Она вся наливалась кровью и багровела. Ее крутые глаза круглели и пучились.
Она повесила трубку и стала носиться по комнате, на ходу одеваясь, подмазывая губы и ресницы, прихлебывая из саксонской вазы молоко, суя щипцы в горящий примус и в рот – хлебный мякиш. При этом она говорила, говорила и говорила. Она была взбешена. Она выболтала мне все. Звонил экс-муж, Иван Платоныч. Негодяй. Мошенник, но с большими связями в милиции. Взяточник. Композитор-скрябинист. Они разводились. Он жил на стороне. Они делили обстановку и вещи. Она дала ему какие-то брильянты, лишь бы он убрался из квартиры. Он съехал. Теперь он шантажирует. Скотина. Кроме того (глаза круглы и голос – конспиративный хрип)… он влюблен. В нее. Он ее домогается. Он будет стрелять. Это ужасный человек. Демонический. Швейная машинка ее, а не его. Она это так не оставит. Он дьявольски ревнив. Он подглядывает за ней в окна. Каждые полчаса он звонит. Он умоляет, грозит, хохочет. У него связи. Его знают все, он злой гений. Он «засыпет» самогон. Он такой! Он все может. Ах, он сейчас придет!
– Ты его сейчас увидишь, Ивана Платоныча. (Это мне. На «ты».)
А карлик лежал на диванчике и, задрав ноги, ждал, когда дадут «подшамать», перелистывая с голодным отвращением «Миги» Брюсова.
Я умывался в ванной. Крысы пищали за трубами. Полотенца не было. Утирался портьерой.
Иван Платоныч пришел, несмотря на восемнадцать градусов холода, в черном испанском плаще и сомбреро. Его лицо и длинный голубой нос в совокупности были похожи на тот нарисованный указательный палец, под которым обычно пишется: «Мужская уборная – первая дверь налево». Он держал во рту длиннейшую английскую трубку, пустую, впрочем. Он был высок и тощ, как антенна. С первого взгляда было ясно, что его пожирают высокие страсти и низкие инстинкты. Он криво и загадочно улыбался. Он сел за стол, щедро расставил ноги и процедил сквозь зубы:
– Ну-с, Вера Трофимовна… Как мы вырешим вопрос относительно швейной машинки и бронзовой девочки? А? Ну что, ваша фабрика работает?
Великая блудница заметалась, прыгая по золоченым стульям и саксонским вазам. Она кричала, топала ногами, швыряла небьющимися предметами и закусывала губу. Было видно по всему, что она дьявольски боится своего демонического «экса», у которого связи.
Он ледяным тоном требовал мебель. Она исступленно кричала о брильянтах. Он язвительно спрашивал о ее любовниках. Она швырялась стоптанным башмаком с левой ноги. Он грозился съездить к Бондарчуку. Она вопила: «Вы этого не сделаете!» Он цедил: «Отдайте швейную машинку». Тогда начались счеты. Оба они понижали голос и шипели друг против друга, как две змеи. И вдруг из этого шипа взвивалось ракетой: «Ах! Если на то пошло, то кто крал дрова? Кто достал ордер на красный шкаф? Кто?..» – и дальше свистящим шепотком о браслетах.
Очевидно, в свое время «было дело под Полтавой».
Она рванула ящик стола и бросила ему в лицо браслет. Он повертел его, посмотрел пробу.
– Мерси, – сказал он. – За вещами я пришлю завтра, но, может быть, ты одумаешься?..
Она стояла перед ним – руки в боки – в позе разгневанной царицы.
– Композитор! Негодяй! Оставьте меня в покое. Увозите свои вещи к черту!
Он закутался в плащ и исчез, хрипя пустой трубкой.
Потом она металась по комнатам, надевая лиловую шубу и рыжую папаху. Она кричала:
– Я этого не оставлю! Я поеду к Бондарчуку! Я ему подложу свинью!
Бондарчук был участковый надзиратель и жил рядом.
Как только она вылетела, карлик полез искать «шамовки». Он набивал рот холодной кашей и сахарным песком. Он блистал стальными очками и сокрушенно крутил мышиной своей головой.
– Ахти, какие неприятности! И вот всегда так. Взалкал я от всего этого… Да, о чем бишь я? Да: кристальные люди. Оба. Он – совершенно изумительный композитор. Маг. Вы не знаете его Прелюдии смерти? Напрасно. Не от мира сего человек. Она тоже изумительная. Блудница. Грешница. Скупа-с. Скупа-с. Но…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу