Валентин Катаев - Электрическая машина

Гаврик остановился. Мальчики стояли посреди тротуара спиной к ветру, и ветер валил на них с крыш пургу. Петя тяжело дышал от счастья и волнения.

– Гаврик, стой. Слушай сюда. Знаешь, кто я теперь?

– Ну?

– Не "ну", а ты скажи. Знаешь?

Гаврик не любил чего-нибудь не знать. Он этого терпеть не мог. В этом было нечто почти унизительное. Его гордость страдала. Он сердито наморщил лоб. На лбу, ярко-розовом от стужи, морщины казались совсем белыми, как макароны.

– Ну, ну, – сказал Петя самодовольно, – скажи?

– Гимназист, – сказал Гаврик.

– Дурень, – сказал Петя.

– Сам дурень, – сказал Гаврик.

– От дурня слышу, – сказал Петя. – Не знаешь?

– Ну?

– Нет, не "ну", а ты скажи. Знаешь?

– Не знаю, – нехотя сказал Гаврик, умиравший от любопытства.

– Ага! Не знаешь? Так я тебе скажу: вкладчик. Ага!

Невыносимая гордость и блаженство звучали в Петином голосе.

– Что ты говоришь! – с фальшивым изумлением воскликнул Гаврик, для которого слово "вкладчик" во всех отношениях было пустым звуком.

Но Гаврик терпеть не мог чего-нибудь не знать.

– Что ты говоришь! – повторил он еще раз и, для того чтобы окончательно скрыть свое невежество, хлопнул Петю по ранцу, с которого посыпался снег. Молодец, вкладчик!

– Да, – сказал Петя. – Вкладчик. А что, скажешь – нет? И могу доказать.

– Докажи.

– И докажу.

– Не докажешь.

– А вот докажу.

– А вот не докажешь.

– Не докажу? Нет? Тогда смотри.

Петя тут же, посреди тротуара, скинул ранец, зажал его между ног, расстегнул и торопливо вытащил бледно-сиреневую книжку Государственной сберегательной кассы. Он открыл ее на первой странице и, все время дуя, чтобы ее не запорошил снег, показал Гаврику.

Гаврик прочел все, что там было написано, и кое-что понял. Однако это ничуть не поразило его. То, что так сильно действовало на Петино воображение, – все эти штемпели, подписи, печати, параграфы правил для вкладчика, таинственные и почти волшебные слова "проценты", "сумма", "капитал", – все это для Гаврика было лишено очарования.

Он принимал все это так, как оно было, во всей его будничной простоте и даже скуке. Его ум не находил пищи там, где Петино воображение уже создало целый мир и населило его призраками.

– Теперь ты видишь? Теперь ты видишь? – возбужденно говорил Петя, укладывая сберегательную книжку в ранец и надевая его сначала на одно плечо, а потом, вывернув руку, пристегивая к другому. – Теперь ты видишь, что я вкладчик и у меня есть капитал? Ага!

– Где еще тот капитал! – сказал Гаврик равнодушно и свистнул.

Петя остолбенел.

– Как это – где капитал? – закричал Петя, и его красные от мороза щеки даже пошли от возмущения белыми пятнами. – Ты ж сам видел. Написано. Сумма вклада – три рубля.

– Эге, где еще эти три рубля!

Петя смотрел на Гаврика во все глаза с яростью, с отчаянием и не находил слов. Было все так ясно. Сумма вклада – три рубля. Вклад выдается немедленно и по первому же требованию. На капитал нарастают проценты. Три процента годовых. Яснее, кажется, трудно себе представить. И все-таки Гаврик не понимает. Нет, наверное, отлично понимает, только ему завидно, и он нарочно притворяется дурачком.

Но Гаврик не притворялся. Он хотя действительно кое-что и понял, но понял не все. Он привык к простым понятиям. Деньги есть деньги. Три рубля есть три рубля – одна зеленая бумажка или три больших серебряных рубля, приятных на ощупь, скользких и тяжелых на вес. Или же два рубля целых, а остальные мелочью. Или как угодно, хоть все три рубля медяками. А то, что написано три рубля, это еще ничего не значит. На буквы ничего не купишь. Написано – написано, а потом придешь получать, и дадут дулю. Бывали и такие случаи.

Не дальше как этим летом Гаврик разгружал в Практической гавани арбузы у одного грека, по двадцать копеек в день, работал целую неделю, а в субботу пришел в контору получать один рубль сорок копеек по записке старосты артели и получил дулю.

Грек сказал:

– Иди, мальчик, не морочь мне голову, я ничего не знаю. Староста тебя нанимал? Нанимал. Так пускай староста с тобой и рассчитывается.

А старосты и след простыл.

Знаем мы это.

– Эге, где еще эти три рубля! – упрямо повторил Гаврик.

– Три рубля есть, – сказал Петя.

– Где же они? Покажь.

– Есть.

– Я их не вижу.

– Увидишь.

– Хочу видеть.

– Мои три рубля лежат в государственном казначействе.

– Это не важно. Я их хочу видеть глазами. Покажи.

– Осел.

– Ты!