Йонас Авижюс - Дягимай

— Ты что, святой или того… не можешь? — прыснула Живиле.

Унте поворачивается к ней спиной. Ветер унялся, вьюга улеглась, но за окнами, как и прежде, непроглядная тьма. Встать и — домой! Только подумаешь о доме, как сразу охватывают и стыд, и ужас, да еще злоба на самого себя — кабы мог, заскрежетал бы, как зверюга, зубами.

Но и Живиле — порядочная свинья. Желая подразнить Альбертаса Гайлюса («Что только пьяному не взбредет в голову!»), Унте растянулся на диване и захрапел. А Альбертас с Живиле возьми и перетащи его на кровать. Эта бесстыдница разделась, осталась в чем мать родила и юркнула к нему под одеяло! Проклятье! Свинство-то какое!.. Нарочно, обормоты, подстроили!.. Дернула же его нелегкая в баню заглянуть!.. Но разве пошел бы туда, не приложись он к рюмке у Бутгинасов? Да и не в ней дело. Во всем утренний кувшин пива виноват, глотнул с отцом и дядей — и пошло-поехало; дьявол тут как тут — напомнил ему про обещание племяннику. Вот он с Кястутисом и подался из дому. А у Бутгинасов, как назло, вся семейка перед обедом за свою музыку взялась. Кястутис просто тает от удовольствия, да и Унте при первых звуках обмяк: к музыке издавна слабость питает…

Когда Унте с племянником вошли в дом к Бутгинасу, хозяин захлопнул аккордеон, но Гиринис замахал обеими руками: давай, давай! Унте нравилась не только музыка, но и исполнение. Хорошо Бутгинасы играют! Часы напролет мог сидеть на топчане у дверей и смотреть, как Ляонас Бутгинас берет аккорды своими длинными костлявыми пальцами, а Рута обворожительно, как настоящая артистка, смеется, водя смычком по струнам контрабаса и стараясь попасть в такт скрипке. А как удивительно звучит скрипка в руках маленькой Гедруте, как сливаются ее скорбные причитания с осторожными ударами барабанных палочек, которыми ловко орудует Пятрюкас.

— Здорово у вас получается. Просто за душу берет, — признался Унте, когда Бутгинасы перестали играть.

— Стало быть, это и есть тот молодец, который просится в нашу капеллу? — обратился Ляонас Бутгинас к племяннику Унте, пропустив мимо ушей похвалу. — А какой у тебя инструмент?

Кястутис, худющий, с родинкой на верхней губе, несмело достает из-за спины скрипку.

— Это я ему в прошлом году на день рождения купил, — похвастался Унте. — Уж очень его к музыке тянет, все играет да играет, ну просто уши прожужжал… Эх, кабы мои дети с такой охотой…

— Ну, показывай, что умеешь! — обратился к бледнолицему Кястутису Ляонас Бутгинас.

Мальчуган долго артачился, бормотал что-то невнятное, пока не вмешался Унте и не заставил его сыграть.

— Будешь у нас второй скрипкой, — решил его судьбу Ляонас. — Нашему квартету, стало быть, каюк… С сегодняшнего дня у нас не квартет, а квинтет!..

На том и следовало поставить точку. Устроил племянника второй скрипкой в капеллу — и домой! Но Ляонас Бутгинас — хлебосольный человек, Ляонас Бутгинас — не жмот, не сквалыга. Кроме того, он друг, обойди всю округу, более верного не сыщешь. И Рута, жена его, тоже на друзей палкой не замахивается, со двора их не гонит; если по правде, дома не Ляонас, а она верховодит. Нет, нет, Унте, так легко ты от нас не уйдешь… Мы тебе что — чужие? Ты же у нас на свадьбе сватом был! Ведь был? Такой повод: из квартета — квинтет!.. Сколько хочешь отнекивайся, а уж за стол сесть придется, пообедаем вместе по такому случаю… А где обед, там, ясное дело, пиво. Оно, конечно, не динамит, но и не водица, сидишь пьешь, языком чешешь — удовольствие! Что ни говори, а таких пивоваров, как Ляонас Бутгинас, раз, два и обчелся.

И уломали его.

Сел за стол, ест, пивком запивает. Поначалу по глоточку, с роздыхом да перекуром, хозяин даже понукал его, а потом по стаканчику, покуда не осушил все до дна без всяких понуканий.

— А ты, часом, не обалдеешь, Унте? — забеспокоился Ляонас Бутгинас.

— А ты что, в пиво белены добавил?

— Жалко тебе, что ли? — одернула мужа Рута: ей нравилось наблюдать за глупыми выходками других, хотя своему Ляонасу она за такое глаза бы выцарапала.

— Не обязательно же до конца, — осторожно вставил Бутгинас, но Унте снова весело отрубил:

— Что поделаешь, ежели пить, так пить!

Бледнолицый Кястутис умолял взглядом: дядя, домой! Но Унте, видя, что кувшин пуст, а хозяин и не думает его наполнить, ни с того ни с сего пожелал услышать вторую скрипку — ну-ка, как она звучит в квинтете?

— Не будь ты самым близким моим другом, — пробормотал в припадке великодушия Гиринис, — я бы подох от ревности. Ты только, Ляонас, погляди, какая у тебя жена! Плясунья! Музыкантша! Не только как розан цветет, но еще и Герой Труда… Да и ты не лыком шит… Не лыком… А уж дети!.. У меня ну просто сердце замирает, когда вы все играете… Люблю тебя, старина… ей-богу… Начхать мне на твою должность, подумаешь: председатель апилинкового Совета… чиновник… Дай бог, чтобы все чинодралы были такими, как ты…