Василий Матушкин - Цвет жизни

– Она будет лучшей в Советском Союзе, – гордо сказал Алешкин. – Но радоваться я буду, когда и все бригады будут такими.

Я вижу по его лицу, что он говорит правду.

– Да ведь и много ли осталось! Пусть каждая бригада покрепче спаяется, организует работу. Пусть они полюбят печь вот так, как любим ее мы. Кажись, жизнь бы отдал за нее. Пусть они печь и весь процесс плавки изучат, как свою ладошку. Вот и всё.

За воротами я тепло пожал руку Алешкину, и мы расстались.

Каменская улица, по которой идет Тарас с родителями, похожа на большой пересохший овраг. То в одну сторону повернет она, то в другую. Домишки, будто размытые, скособочились, того и гляди рухнут. На дороге по щиколотку песок. Дунет ветер, и пыль тучами несется по пустым, словно вымершим переулкам.

Родители Тараса идут не торопясь, но он все-таки отстает от них. То заглядится в окно на клетку с щеглом, то задерет голову в глубокое-глубокое синее небо. И видит, как медленно, словно нехотя, ползут по синеве облака. Хочется Тарасу взять кругляш и лукнуть им в похожее на барашка облачко, как в скворечницу. «Не долетит, – тут же решает он. – А вот пуля из винтовки долетела бы…».

Штаны и рубаха Тараса в заплатах. На непокрытой голове волосы кудрявые и черные, глаза поблескивают, как две дикие ягодки, омытые дождем.

Временами облака закрывают горячее предавгустовское солнце, но затем оно снова калит песок, который до боли обжигает босые Тарасовы ноги.

Скучно Тарасу, так скучно, что хоть обратно домой возвращайся. Но что дома делать? На стариков смотреть да казниться? Вот разве на Волгу бежать купаться. Но скрыться самовольно от родителей сегодня Тарас не решается. Видя, что отец с матерью уже порядочно ушли вперед, он вприпрыжку догоняет их, озорует, поднимает пыль ногами.

Вот он уже рядом с ними. Сегодня родители сердитые и хмурые, такими они были в прошлом году, когда возвращались с кладбища после похорон Павлика – меньшего брата Тараса. Они идут осторожно, кажется, выбирают мягкую землю, чтобы беречь обувку.

На отце Тараса бурая, выцветшая рубаха. У него рябое и точно прокопченное лицо. От него пахнет мазутом и керосином, как от машины. Даже когда сходит в баню и наденет чистое белье. На матери кофточка из дешевой клетчатой сарпинки и темная длинная и плотная юбка. Стройная, с большими черными глазами, мать похожа на цыганку.

Когда Тарас родился, повитуха бабка Ксеня сказала: «Литой в мать. – Потом добавила: – Может, хоть он счастливым будет…»

Рос он крепышом. Затем родился худенький, болезненный Павлик и вскоре умер. С тех пор мать еще больше привязалась к Тарасу, как бы боясь потерять и этого сына.

Когда Тарас окончил четырехклассную школу, родители решили, что сыну надо продолжить образование, определили его в городское училище. Но тут Тарасу не повезло…

Вместе с ним в одном классе училась Надя Зотова – с круглым, как яблоко, личиком и темными озорными глазами. Она была самая бойкая и смелая ученица. Надя охотно принимала участие в играх, которые затевал Тарас, а когда она почему-то не являлась в школу, Тарас замечал, что он скучает и беспокоится. А при встречах с ней его охватывала стыдливая робость: и одет-то он хуже других, чуть ли не по-нищенски, и руки у него такие неуклюжие, что деть их некуда. Когда же Зотова обращалась к Тарасу с просьбой помочь ей решить задачку, то он, самый способный ученик в классе, вспыхивал, терялся и отвечал невпопад. А после ругал себя за эту надоедливую робость.

В этой же школе, но в старшем классе, учился Арнольд Бояринцев. Не по-юношески тучный, он выделялся не только неповоротливостью, но и туповатостью. Несмотря на это, Арнольд исправно переходил из класса в класс без всяких задержек. По этому поводу в школе поговаривали, что его богатый дядя, хозяин гастрономического магазина, перед каждым экзаменом обходил с подарками учителей, инспектора и других важных лиц. Будто бы эти визиты и выручали Бояринцева.

Однажды, возвращаясь поздно вечером домой, Тарас разглядел в темноте две движущиеся впереди фигуры, показавшиеся ему знакомыми. Прибавив ходу, он догнал их и стал прислушиваться, о чем это они так горячо спорят. И вдруг его охватило волнение. Не было никакого сомнения, что это голоса Бояринцева и Зотовой…

– Наденька, так вы по-прежнему не согласны дружить со мной? – с раздражением выспрашивал Арнольд.

– Отстань… Пока по роже не дала, – грубо отрезала Зотова и вдруг громко взвизгнула.