Вызвал он Колчина через полгода, накануне октябрьских праздников. Все веселятся, а ты посиди, подумай, пораскинь мозгами…
— Товарищ Ангелюк занят, — объявила Колчину секретарша.
Иногда она уходила в кабинет, плотно прикрывая за собой обитую клеенкой дверь. Вызывал ее Ангелюк ударами кулака в стену. В душе был демократ и звонком не пользовался.
Ангелюк продержал Колчина в приемной всего каких-нибудь два часа. Манежить тоже надо умеючи, перебирать нельзя.
Теплый, солнечный осенний день располагал к благодушию. Замечательная нынче осень, просто лето… Надо и о погоде поговорить.
Наконец Ангелюк положил ладонь на папку с делом Колчина:
— Надо уточнить данные. Поступили сведения..
Неожиданный переход от благодушного тона к казенному был испытанным приемом Ангелюка. Надо огорошить, огорошить надо!
— Какие сведения?
— Вы не знаете?
— Выдайте мне трудовую книжку, и я уеду, — сказал Колчин.
Ангелюк насупился:
— Без приказа об увольнении? На преступление меня толкаете?
Чем грубее говорил Ангелюк, тем большим доверием проникался к нему Колчин. Убеждал себя, что Ангелюк грубостью прикрывает свое намерение выручить его.
— Освободите меня по собственному желанию, — сказал Колчин.
Ангелюк опять положил руку на папку.
— Человек не иголка. Не затеряется.
Колчин молчал. Деваться ему было некуда. Мысль о новых страданиях, ожидающих его, семью, его маленькую девочку, была невыносима. Он только наконец устроился. Нет! Нужно зацепиться здесь.
Вид этого раздавленного человека не трогал Ангелюка. С гитарой в руках он был не таким. Дотренькался! Непорядочный человек. Прикинулся простым рабочим, пробрался на специальный завод. Ведь это какой завод: чиркни спичкой — и все на воздух. Не каждый день такие птички залетают.
— Что будем делать? — спросил Ангелюк.
Колчин молчал. Ангелюк протянул ему лист бумаги:
— Напишите все. Чистосердечно. Что скрыли. Почему скрыли.
— Матвей Кузьмич…
— Пишите! Порядок такой. Что вам может еще помочь?
— А потом?
Ангелюк вдруг засмеялся:
— Работать будете потом. Работали и будете работать.
6
Вот и все его, Ангелюка, отношение к делу Колчина. Остальное-прочее не доказуется. И все же приход Фаины его встревожил. Явилась, пугать вздумала… Я те попугаю! Вахтера припомнила… Я те припомню! И все же… Черт его знает, что стоит за этим… Вон как все повернулось. Пошли в ход шибко вумные и чересчур грамотные … Но ничего, драться и мы умеем.
Придя на вечерний доклад к Коршунову, Ангелюк опять завел разговор о Миронове. Кончать пора с этим делом. Не умеет Миронов работать с людьми и Колчина довел.
— Колчин не имел отношения к кузнецовскому делу? — спросил вдруг Коршунов.
— Кто его знает, — ответил Ангелюк, — открытого суда ведь не было. Многих тут таскали, может, и Колчина потянули.
— А вас?
— А как же! — неожиданно весело проговорил Ангелюк. — Была засоренность кадров? Была. Обязан был я подтвердить? Обязан. У нас тут тридцать седьмой год строгий был, серьезный. Только ведь можно и с другой стороны посмотреть. Где они были, когда мы социализм строили, когда мы воевали на фронтах Отечественной войны? В лагерях отсиживались. Честно говоря, я бы их не реабилитировал. Отпустил бы там жен, детей, которые остались, да и то осмотрительно. К чему ворошить? Кому на пользу? Что было, то было. Тот же Колчин! Может, что и подписал. А как было не подписывать? Один он был такой?
— Что из себя представляет Кузнецова? — спросил Коршунов.
Ангелюк презрительно скривил губы:
— Она у нас известная… Миронов протащил ее на завод. Землю носом рыл, чтобы устроить… Морально разложившиеся люди.
Ничего более конкретного Ангелюк сообщить не мог — не интересовался женщинами. Раньше интересовался врагами, а теперь даже не знает, чем интересоваться.
— Материал у прокурора? — спросил Ангелюк.
— Надо подождать.
Ангелюк насупился:
— Чего ждать-то? Плохо вы знаете Миронова. Непорядочный человек.
Коршунов пристально посмотрел на Ангелюка.
— По-видимому, я не обязан отчитываться перед вами, товарищ Ангелюк.
Ангелюк пожал плечами:
— Ну что ж, с горы виднее. Только знаете… Вожжи упустить легко, подобрать трудно.
Ангелюк вышел. Некоторое время Коршунов сидел задумавшись. Потом встал, неслышно ступая по ковру, прошелся по кабинету, остановился у окна. Гигантская панорама завода расстилалась перед ним. Коршунов не отрываясь вглядывался в нее. Люди умрут, и он умрет, забудутся издержки , а заводы останутся, и никто не сумеет вычеркнуть этого. Он много раз приезжал сюда, его встречали, каждое его слово решало судьбы заводов и судьбы людей. Теперь его отбросило назад. Ничего, жизнь есть — все остальное приложится. «Каждый побеждает как может, только бессильный не побеждает никогда». Кто это сказал? Умный человек сказал.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу