Моисей Гольдштейн - Биробиджанцы на Амуре

— Нашел.

— Что?

— Кусок золота.

— Кусок золота? Настоящего золота?

— Золото. Чистое золото!

— Горе мне, Мендель! — Сара заломила руки и уставилась на него с удивлением и недоверием.

— Почему же горе, Сара? О чем ты горюешь?

— Кусок золота? Нашел? И взял домой?

— Нашел и взял домой.

— Наживешь себе беды, Мендель. Боюсь я, горе мне…

Мендель скользнул глазами по ее лицу.

— Не шуми, женщина, это целое состояние!

— Состояние? — не переставала удивляться Сара. — Я боюсь держать это в доме. Я не хочу. Отнеси. Как можно нам, Мендель…

Мендель стремительно шагал по комнате, в нем все кипело:

— Видали богачку? Х-ха! Швыряется! Как будто это бог знает что, а не чистое золото!

— Но ведь это же позор, Мендель! Подумай! Ведь кто-нибудь из бригады мог заметить. Бог знает, что будет, когда до начальства дойдет.

— Если ты болтать не будешь, — не дойдет. Никто не видал. И, пожалуйста, не шуми!

На этот мирный дом, который, подобно стволу с ветвистыми корнями, прочно стоял на земле, в этот вечер надвинулась темная туча.

Мендель смыл с себя глину, переоделся, сел за стол и взял в руки газету, но читать не мог. Монотонно стучал он пальцем по бумаге и тихо что-то мычал про себя… Сара места себе не находила. Несколько раз она выбегала на улицу и озиралась по сторонам. Ей казалось, что со всех сторон идут к ее дому. Придут, начнут искать и найдут этот проклятый кусок золота. А что будет дальше, она и представить себе не может… Весь поселок сбежится… Ох, позор какой! Лицо у нее пылает, темные глаза наполняются слезами. Она то и дело перевязывает платок на голове, всхлипывает, потом входит в дом. Мендель все еще сидит за столом, барабанит пальцем по газете и что-то напевает. Сара, сделав над собою усилие, подходит к столу. Стоит с минуту, опустив голову, потом кладет руку мужу на плечо.

— Мендель, Мендель!

Мендель приподымает бровь и смотрит на нее.

— Что такое?

— Мендель, а вдруг придут, найдут… Ведь нас перед всем миром на позор выставят…

Мендель машет рукой:

— Кто придет? Никто не придет. Надо только положить в надежное место.

Он встает, подходит к кровати, ложится на пол и хочет достать из-под кровати кусок золота, но вдруг доносится крик, свист, лай собаки… Кто-то вскакивает на ступеньки крылечка…

Сара, ни жива ни мертва, кричит:

— Мендель, идут!

И не успевает Мендель высунуть голову из-под кровати, как в дом влетает Левка со своей собакой Шариком.

— Фу ты, провались вы к черту! — сплюнула в сердцах Сара.

Мендель, обозленный напрасным испугом, вскакивает, хватает палку и хочет выместить свой гнев на собаке, но она, прижимаясь к стенам, прячется под кровать. Левка зовет собаку, чтобы вывести ее из комнаты, но та напугана и не отзывается. Тогда он наклоняется, чтобы вытащить Шарика, но отец хватает его за ногу.

— С собаками возишься! — кричит он. — Сходил бы лучше в клуб, там сегодня кино показывают!

Левка смотрит на отца, на мать и ничего не понимает. Но долго думать не приходится. Он подлетает к двери, распахивает ее, свистит, собака выскакивает следом за ним, и оба исчезают.

— Вот кого остерегаться надо! — произносит Мендель и запирает дверь…

Сара никак не могла освободиться от тягостной заботы, которую Мендель так неожиданно принес в дом. Она ничего не могла делать. Все время стояла и смотрела в окно. Вечер был такой же тихий и теплый, как и вчера, а ей все казалось, что воздух сперт, что душно. И еще казалось ей, что сейчас затянет небо тяжелыми тучами и грянет страшная буря.

— Завесь-ка лучше окна, — сказал Мендель, — нечего смотреть! Никто о тебе и не думает.

Он стал спокойнее, Мендель. Какое-то озорное веселье напало на него. Он налил в миску воды, поставил ее посреди комнаты, и когда Сара завесила окна темными одеялами, вытащил из-под кровати свой кусок золота и стал его обмывать.

— Ничего хорошего из этого не выйдет! — сказала Сара, тяжело вздохнув.

Он несколько раз меняет воду, трет, чистит, обтирает золото руками, тряпками и, наконец, чистым полотенцем. А когда кусок засверкал, он поднял его над головой и держал в руках словно осколок солнца. Сара подошла к окнам, чуть приподняла одеяло и посмотрела. Вокруг дома тихо. Доносится только шум мониторов и горят электрические лампочки на россыпях. Мендель облизывается, веснушки на лице сияют, серые глаза блестят, а ноздри большого мясистого носа расширились и дрожат.

— Вот, Сара, посмотри — какой кусок!