Альберт Мифтахутдинов - Закон полярных путешествий - Рассказы о Чукотке

— Как ты смотришь, — спросил за чаем Игорь, — если мы тебя здесь высадим и заберем неизвестно когда, а? Будешь ты смотрителем, настоящим смотрителем маяка.

— Хранителем огня?

— Да.

«Такой же вариант, как с Костей, только на срок в сто раз больший», — печально подумалось мне. Конечно, жаль было покидать судно и прерывать столь интересный рейс.

— Мы сходим на север, сделаем остальное. Пройдут мимо тебя несколько караванов. А мы на обратном пути тебя заберем. Возможно, через месяц, через два, — спрятал Игорь глаза.

— Да ладно, чего уж там, — помог я ему. — Если так надо… Опять же, благодарность и премия…

— Надо, Федя, — рассмеялся Игорь. — А о премии ты уж не беспокойся.

— Ладно. Чем не курорт? Охота, рыбалка…

— Продукты тебе в ящиках уже на палубе. И сетка. Наловишь к нашему возвращению рыбы… И навялишь? А?

— Отлично. Я пошел собираться.

— Давай. Если удастся и дичи подкоптить, имей в виду и меня, а то день рождения скоро, в самом конце навигации, сделаем прекрасный стол, и ты будешь рассказывать, а я тебя хвалить, чтобы не мучила совесть.

— Да брось ты плакаться!

Игорь вздохнул и закурил за столом, чего никогда раньше не позволял ни себе, ни остальной «науке».

— У меня нет выхода, — тихо самому себе сказал он.

— Не надо, Игорь. Все хорошо.

Мы высадились и принялись за работу. Людей вокруг не было, пастухи куда-то откочевали.

Палатку мне ребята соорудили капитальную, шестиместку, на деревянном каркасе, с нарами. И стол сколотили.

Я проводил их к боту. Мы с Игорем обнялись.

Я разжег на берегу большой костер, провожал судно. Плавника тут было много.

«Полюс» ушел. Стало грустно.

А вечером ко мне пришел гость. Пастухи — они были километрах в пяти — прислали гонца узнать, что за люди живут по соседству. Они видели мой большой костер.

Посланец, учетчик бригады Лильи, переночевал у меня, а утром я отправился к ним с визитом вежливости.

По дороге Лильи рассказал, что Угол Иноземцевой — их родовое место. Бригада ежегодно летом приходит сюда, а зимой они выпасают оленей там, за отрогами, где сейчас находится маленький отряд геологов под командованием бородача.

Лильи рассказал, что иногда они оставляют здесь одного человека, чтобы заготавливал рыбу. В прошлом году Лильи много наловил, а вот теперь стал учетчиком, он должен быть с бригадой. Через неделю кочуют дальше по берегу, им тоже нельзя упускать столь благоприятное время.

— А про Иноземцеву вы знаете? — спросил я.

— Знаем. Отец знает. Он у нее учился. Отец сейчас старый, но помнит. Можно спросить.

«Наверное, об этом свидетеле и говорил Юра», — вспомнил я.

В тот мой первый приход старика не было — он ушел на охоту. Потом я пришел в гости через три дня. Принес свежей рыбы и сахару, его мне ребята оставили много, а у пастухов, я заметил в первый раз, сахар кончился, а когда будет новый подвоз — неизвестно.

Я уже и забыл про Иноземцеву, да Лильи напомнил. «Спроси», — сказал он.

Старик говорил по-чукотски, Лильи переводил.

— А почему он не говорит по-русски, если его Иноземцева учила?

Старик засмеялся.

— Он понимает по-русски, — сказал Лильи, — но говорит, что был плохим учеником, плохо учился, вот и плохо говорит. Иноземцева его ругала, он помнит. Да старик больше охоту любил, чем сидеть за партой. Он даже два раза из школы убегал, так ему советовали взрослые. Шаман, наверное, или хозяин стойбища. Считать умеет старик и писать с ошибками.

— Какая она была?

— Кто?

— Иноземцева…

Старик задумался:

— Красивая… волосы красные…

— Рыжая?

— Да. Красивая, — упорствовал старик.

— И еще он говорит, — переводил Лильи, — она была смелая. Ну, отважная.

Старик что-то долго и торопливо рассказывал учетчику.

Лильи внимательно слушал, качал головой, вздыхал, восторженно охал, улыбался, напряженно молчал. Наверное, рассказ был интересен.

— Вот, — вздохнул Лильи, — я сейчас все расскажу. Иноземцева хотела попасть на праздник идолов — ну, на кильхвей, праздник молодого оленя. У входа в ярангу сидела старая-старая старуха, почти не видела ничего. Она обнюхивала всех, чтобы чужие не вошли. Если другие запахи были — мыло, одеколон или еще чего, она тех не пускала. Иноземцева пять раз пыталась войти в ярангу. Старуха ее не пускала. Все бесполезно. Тогда Иноземцеву одели в чукотскую женскую одежду, в женский комбинезон — керкер. А старуха устроила ей экзамен на чукотскую женщину. Давала оленьи жилы — Иноземцева должна была их быстро рассучивать, давала мелкие бусинки — надо было составить узор, старуха проверяла на ощупь. Давала копальхен с травой — надо было есть. А потом… — Лильи замялся, — вы же знаете, чукотская женщина в керкере, когда работает, опускает с плеча правый рукав, выпрастывает руку и грудь в керкере всегда обнажена, она всегда на виду, таков обычай. Иноземцева очень смутилась, махнула, чтобы мужчины удалились, что-то там расстегнула, обнажила руку и грудь, она очень смущалась, говорит старик, хотя никто не смотрел, кроме старика, разве постыдно смотреть на красивую женщину, да и отец был молод, не старый, но он был женат и не мыслил дурного. У нас такого не бывает, чтобы обидеть гостя, и тем более женщину, и тем более Иноземцеву.