Василий Коньяков - Далекие ветры

Старик, не сняв калош, пошел на свет экрана и, не отпуская его, сел на диван. Глаза настроились на четкость, и тогда он увидел людей: сотни людей… Сплошную стену лиц, лиц… А перед ними, взявшись за руки, в плавном движении, влекомые песней, на льду — он и она. Ласкала их музыка. Подпрыгивало, трепыхало при крутом движении круглое крылышко на литых бедрах девушки. Нежны и сильны ее ноги в белых, высоко зашнурованных ботинках с коньками. Незнакома она в девичьей силе своей. Бережен он к ее гибким рукам, и умеет она почувствовать все малейшие движения его души, его желания. Она отдает себя музыке, ему и всем, поворачивает к нему лицо и улыбается оттого, что молода, что счастлива, что горит и светится голубой и ярчайший их мир. Небо ли с ними там, солнце ли там? Откуда льется этот свет? Где наметилась эта девушка, из какого далекого мира явилась в наши дни? Что за люди смотрят на нее? Каким спокойным, задумчивым и незнакомым светом полны их лица? Из каких они будущих времен? Почему он еще не видел их, этих людей? Синий, синий свет за экраном…

Старик даже не заметил, когда подменилось его сознание. И кажется ему, что уже давным-давно его нет. Лето и яркое марево коснулись его холмика. Колышутся стрельчатые перья травы, прорастают из прошлогоднего настила прели. Далекие и солнечные ветры идут над ним. А он из своего бездыханного мрака проглянул сюда, в этот мир, который невообразимо светел. Он подсмотрел его оттуда, из-под своего ветхого холмика, на котором истлевали в зелени травы темные грудки креста. Прозрел солнечную толщу лет.. Люди сосредоточенно внимали прекрасному празднику. Старик погостил у них… Сознание вернуло его в темную комнату — озябли ноги. Старик не двигался. На душе его было светло, и он подумал: совсем другие люди наросли… Когда он их просмотрел?.. Среди них он обязательно сейчас узнает своего Леньку.

Уже спали Семен с Клавой, внуки. У старика сна не было: он воспринимал все приглушенно, в полузабытьи, как в воде.

Ленька в одних трусах пробрался к нему, поднялся на приступку печки. Старик лицом почувствовал близость его губ.

— Деда, — прошептал он. — Ну, деда.

— Что тебе?

— Я решил.

— Что? — старик ничего не мог сообразить.

— Задачку.

— Какую?

— Про мужика и про камни. Ну, деда!

— Ну… — старик проснулся, память его прояснилась.

— Один пунт камень, три пунта…

— Фунта, — поправил старик и стал рукой искать Ленькину голову… — Ну…

— Девять… и двадцать семь… Деда, проверь. Все составляется… От одного до сорока…

Волосы у Леньки мягкие, как пух ковыля. Старик пригнул его голову поближе к своему лицу и сказал:

— Ночь, а ты не спишь. Вот отец встанет, тебе поддаст.

— Деда…

— Ну?.. Лезь сюда.

— А я приемник не своровал. Это мы его временно разобрали. Втроем… Будем катушку перематывать.

— Какую катушку?

— Ну, там… В схеме. Он будет больше станций брать.

— А березку ты правда срубил?

— Это мы на мачту, деда. — Ленька покаянно вздохнул. — У нас мачта мала, а мы хотели высокую поставить.

— Зачем высокую-то? У вас уже есть. — Старик окончательно проснулся, ощупывал тощенькую спину Леньки.

— Деда… А мы в яме живем.

— Это что?

— Ну… Местность такая… Везде высоко, а у нас — блюдце. Волны над нами пролетают. А если к одной березке другую березку привязать — дружка на дружку — и поставить, вершина в самые волны вонзится.

— Как ты ее удержишь?

— А растяжками.

Старик надолго задумался.

— А какие они у радио, волны-то?

Ленька помолчал.

— Деда, знаешь… А я не знаю…

Ленька смотрел в окно. Глаза его ловили тайный ночной свет. Старик долго молчал.

— Какую березку-то срубил? Их всего три было. Самую высокую? Тоненькую?

— Тоненькую, — признался Ленька.

Ленька не шевельнулся, а по телу его прошел нервный трепет, отмеченный рукой деда.

— Березку-то… Прежде чем ставить, вы потешите.

Старик бережно стал слушать ладонью беспокойное тепло худенького тельца.

1972

Как он мог забыть? Вчера загадал сходить за удилищем в согру — на реке тальниковые, короткие, а в согре, между кочками, недавно видел тонкие березки с коричневой кожицей. Ветки на них только на вершине. Такие удилища до середины Ини достанут.