Виталию не хочется огорчать Эвугье, и он авансом отдает должное несостоявшемуся ужину со строганиной. И чтобы окончательно сделать старику приятное, рассказывает о пристрастии в последние годы к жареной нерпичьей печени за рубежом, особенно в Америке.
Последняя фраза наталкивает старика на какую-то мысль. Он что-то быстро говорит и показывает рукой в сторону лагуны.
— Что там, Гена?
— Разрушенная избушка американского торговца. Землянка.
— Чарли?
— Не знаю… того, что дружил с Алитетом.
— Эвугье помнит Алитета?
— Помню, — отвечает Эвугье. — Его отец был шаманом. Шаман Корауге.
— А стойбище Алитета?
— Энмакай… — отвечает Эвугье и машет рукой в сторону лагуны.
Мы с Виталием удовлетворенно переглядываемся. У Семушкина тоже упомянут Энмакай. И мы знаем, что Энмакай рядом, на той стороне лагуны, в одном переходе. И мы идем туда. Энмакай есть на нашей карте.
— Алитет получил от Чарли вельбот… — вспоминает Эвугье. — Алитет дал ему шкуры белого медведя… пять или шесть… и два мешка песцовых шкур… да, два мешка… клыки моржа… много клыков.
— А сколько стоил винчестер у Чарли?
— …ко-о… не помню… много пыжиков и десять песцов… или лис…
— А когда же Алитет ушел в горы?
Эвугье думает. Вся его хронология в рассказах делится на два периода — «до войны» и «после войны». Старик совсем не помнит годы, он очень древен, и время слилось для него в одну картину, разрываемую войной.
— Он не уходил в горы, — переводит Гена медленную речь старика… — Это было до войны… Приехали из Певека люди и увезли Алитета…
— Арестовали?
— Да.
— Кто еще помнит Алитета?
— …осталась последняя жена его Рультынеут. Старушка. Встретите ее на побережье или в Биллингсе, когда придете. Может, помнит [7] Встретились мы с ней значительно позднее. Да, она помнит его. Но она не единственная его жена. Еще были. Люди из Певека приехали на собаках. Алитет очень испугался. Люди его увезли. В Певеке он покончил с собой, повесившись на ремешке, который был вдет в брюки.
.
Старик о чем-то думает, потом неожиданно говорит:
— Не надо сегодня идти!
— Почему?
— Плохо, — отвечает он по-русски. — Камака будет!
«Камака» означает конец, смерть. Гена объясняет, что старик рекомендует переждать непогоду. У реки на нашем пути сильное течение, резиновую лодку может запросто вынести в океан, ветер южный, сильный, нам не справиться. Пусть переменится ветер, советует старик.
Мы благодарны Эвугье и просим продать нам немного муки. Тынечейвыне живо принимается за дело, отсыпает чашкой из мешка в большой полиэтиленовый пакет. Она готова наполнить его доверху.
— Не надо, Тынечейвыне, у нас и так тяжелый груз. Нам немного…
Мы упаковываемся и обсуждаем наш дальнейший маршрут. Потом я достаю из рюкзака аптечку и отдаю часть аптечных припасов — норсульфазол, кальцекс, анальгин, феноксиметилпенициллин и другое. Объясняю Гене, как этим хозяйством пользоваться. Дело в том, что старик Эвугье простужен и кашляет. Я дал ему принять кодтерпин, и ему полегчало. Но у нас совсем мало кодтерпина. Оставляю весь запас. Гена прячет медикаменты, и мы углубляемся в карту.
— Вот тут, — наконец говорит он. — Вот тут, в стойбище Кынманкавытгыр, вы можете найти Кереткуна. Или чуть дальше, у стойбища Энматгыр.
— Там кто-нибудь живет?
— Нет. Но там оставлены вещи. Возьмите, что надо.
— Нам не нужны вещи…
— Если будут амулеты или Кереткун — можно брать…
— Можно?
— Раз брошены, — значит, не нужны. А люди стойбищ ушли в тундру…
— Ну и что?
Гена удивляется моей непонятливости.
— Праздник Кереткуна отмечается только на берегу. А люди ушли в тундру. Откочевали. В тундре праздника Кереткуна нет.
— А почему ты уверен, что там есть изображение Кереткуна?
— Я не уверен… может быть… Посмотрите хорошо. Только то, что упаковано и перевязано, смотреть не надо, там нужные людям вещи. Они за ними придут.
— Ладно…
Мы прощаемся и уходим. Гена немного провожает нас. По дороге говорит:
— Уже четыре года не отмечался праздник. Они, наверное, сделали Кереткуна и оставили. Раз праздника не было, то его не сожгли… оставили… там надо хорошо искать.
— Значит, нам не придется побывать на празднике?
— Не придется, — искренне огорчается Геннадий.
За эти сутки мы очень подружились с Геной Пучетегиным, и нам жаль расставаться. Но надо идти.
— Аттау!
— До свидания! — машет он рукой.
Яранга за спиной медленно превращается в маленькую точку, и вскоре туман накрывает Пять Холмов.
Читать дальше