Альберт Мифтахутдинов - Спроси заклинателей духов

Одна надежда — собачьи упряжки. Но где их взять, если поселковые каюры занаряжены в тундру к оленеводам, а охотники заняты своим делом и не бросят участок, пока сезон не кончится, а он длится аж до середины апреля.

Вот в такое-то тяжелое время раздумий, хлопотливое время и свела судьба Миронова и Кеннакука. На знаменитой Иультинской трассе. Длина ее невелика — всего двести семь километров, но иногда зимой на преодоление этих километров уходила неделя. И сейчас в пути была колонна автомашин, замыкал которую геологический автофургон. Из трубы вился дымок — фургон отапливался, ребята на короткий путь не рассчитывали.

Миронов сидел с водителем. Машина плелась потихоньку, впереди основная колонна пробивала дорогу.

Почти половина пути была уже пройдена, когда на дороге Миронов увидел человека. Сначала он подумал, что это идет к ним шофер одной из забуксовавших машин, но в свете фар Миронов различил на встречном меховую одежду, а никто из шоферов меходежду не носил.

«Пастух, наверное, — подумал Миронов. — Где-то, видать, тут бригада кочует…»

— Мэй, этти! — поздоровался Миронов.

— Привет… — ответил незнакомец.

— Куда?

— В Иультин…

— Ого! — присвистнул Миронов. — Без малого сотня кэмэ! Пешком! Очумел, что ли? Пурга ведь!

— Да я не замерзну… и пурга скоро кончится… все равно кто-нибудь бы встретился, — весело сказал незнакомец.

Во время разговора Миронов внимательно рассматривал его. Он был ровесником Миронова, наверное, чуть старше, у северных людей очень трудно определить возраст. По-русски говорил чисто, правильно, без акцента.

«Чукча или эскимос?» — гадал Миронов и не мог определить.

— Давно идешь?

— Нет… часа два…

— Подожди… — Миронов залез в кабину, вытащил термос. Отвинтил, налил в крышечку. — Пей!

— Чай? — удивился путник.

— Ага! — засмеялся Миронов. — С коньяком и смородиной. Вкусно?

— Ни-че-во-о!

— Садись к ребятам в фургон, там печка, — сказал Миронов и сам забарабанил в дверцу.

— Принимай гостей! — крикнул он в темноту и помог Кеннакуку забраться.

В дорожном шоферском профилактории, где остановились на ночевку, наскоро поужинали, получили маленькую комнатку. После трудной дороги всем хотелось спать, а тут тепло и уютно, узкие железные кровати аккуратно застелены солдатскими одеялами и белоснежными простынями.

Ребята рухнули в постели, и тут только Миронов обратил внимание, что свободной осталась одна койка, для него, а дорожный попутчик вообще куда-то пропал.

Нашел его Миронов в коридоре. Он опять был в меходежде, сидел на полу, в углу, и, казалось, дремал.

— Товарищ, — толкнул его Миронов, — вставай.

Тот послушно встал.

— Пошли.

У окошка диспетчерши (она была и хозяйкой гостиницы) они простояли долго. На стук Миронова никто не откликался. Наконец окошечко отворилось, и показалось заспанное лицо.

— Что такое? — спросила женщина. — Новенькие? А-а, — узнала она, — геологи…

— С нами пассажир… нужно еще одно место, — показал Миронов на Кеннакука.

— Мест нет, — сказала она, увидев человека в кухлянке. — Да не волнуйтесь, они привычные…

— Как это привычные! — взорвался Миронов. — Мест нет, — передразнил он. — На краю света, а совсем как на материке — «мест нет»! Это вот для вас «нет», а для него всегда должно быть, понимаете?

— Ну, нет… — вздохнула она. — А вдруг еще машины подойдут?

— Значит, есть?

Она молчала.

— Пожалуйста, раскладушку, и в нашу комнату.

На раскладушку Миронов постелил спальный мешок, сверху простыни, раскатал одеяло и стал устраиваться.

— Ложись сюда, — показал Миронов на койку. — Тебе еще ой-ей сколько топать, выспись хоть по-человечески.

Кеннакук не возражал. Его коричневое продубленное лицо было непроницаемым.

— Э-эх, хорошо-то как! — вздохнул Миронов. — Спим до победного конца. Спешить некуда.

Пурга действительно улеглась. Остаток пути прошли за день. В Иультине Миронов спросил Кеннакука:

— А теперь куда?

— Мне в другой поселок, на север. Должна за мной прийти упряжка.

— Там, где Коса Двух Пилотов?

— Да. Оттуда.

— Мы из этого поселка будем выбрасываться в поле, — обрадовался Миронов. — Весной…

— Скоро, — улыбнулся Кеннакук.

На улице был декабрь и непроглядная темень полярной ночи.

Но весна все-таки наступила. Миронов вышел из столовой поселка, присел на крылечке, закурил, щурясь от яркого солнца и снежной белизны. Вдали в океане голубели торосы, весело, по-новогоднему сверкали снежинки на антеннах полярной станции, резвились щенки на помойке, и даже движок возле бани тарахтел не уныло, а весело. С визгом высыпала на улицу малышня из школы… Всюду весна, у всех хорошее настроение. Даже у Миронова, хотя он и думает: «Кому весна, кому весновка…»