Сергей Снегов: Второй после бога

На карте метрах в двухстах от Фанзи-Несса был обозначен подводный камень. Вскоре мы узрели его в бинокль, голова его то обнажалась, то покрывалась волною. Чем ближе нас подносило к берегу, тем яснее становилось, что Фанзи-Несс мы оставляем правее. Но вот пройдем ли мимо проклятого рифа или корабль шваркнет о него, этого предугадать было нельзя. И тот и другой варианты — столкновение с гранитной стеной или удар о риф — были одинаково губительны, разница могла быть лишь в количестве отпущенных нам минут агонии.

Я вызвал машинное отделение и приказал механикам готовиться покинуть судно.

— Витя, продержись! — услышал я яростную мольбу стармеха, — Всеми чертями прошу, полчасика дай, у нас налаживается.

Я сказал, что дал бы охотно ему полчасика, но обстоятельства, похоже, не дадут нам их. Он прокричал еще, что механики не собираются покидать корабль, и отключился. Риф приближался, сомнений уже не было, что нас несет на него. Я сам стал за руль, полностью положил его влево, расчет был такой — якорь хоть и не держит, но притормаживает «Буран», значит, течение обгоняет нас, а идем мы по течению, лагом к ветру, то есть упираемся, и результат такой, как если бы мы спокойной воде потихоньку двигаемся назад. А если имеется движение вперед или назад, то восстанавливается управляемость и судно хоть немного, но должно слушаться руля.

Не знаю, правилен ли был мой расчет или течение в этих местах такое, но нас вывернуло точно на середину между мысом Фанзи-Несс и рифом и понесло в горловину бухты Уик-оф-Треста. И тут окончательно у Поморного сорвало нервы. Вася прыгал, размахивал руками, орал со слезами: «Спасены!» Я прикрикнул на него, он не услышал. До спасения было еще далеко. Течение снова прижимало нас к берегу. Минуты через две Вася пришел в себя и сменил меня у руля. Расчет наш был теперь такой. Всеми силами отваливать от берега, пока не доползем до входа в маленькую бухточку, как раз за выступом мыса, там, за каменной стеной Фанзи-Несса, будет если не безопасно, то хоть немного спокойнее, И на этот раз обстоятельства сложились благоприятно, течение вывернулось на север, и нас втащило в бухточку и дальше не понесло — якорь держал! Волнение здесь было меньше, чем в открытом море, и ветер наваливался не с такой страшной силой. Я крикнул механикам, что могу дать им испрошенные полчаса, и добавил, что пятнадцать минут из них считаю использованными, а по корабельному радио объявил, где мы и каковы перспективы, готовность к выгрузке в шлюпки не отменил, но нервное напряжение постарался снять, немедленная гибель уже не грозила.

Вертолет, установив, что мы не пожелали погибнуть, улетел. Между прочим, до сих пор не понимаю, как он осмелился подняться в такую погоду, впрочем, возможно, то был не вертолет, а самолет, у нас не было возможности разбираться, кто там и как кружит. Зато показались огни «Янтаря». Мы связались с ним по радио, я подключил разговор с капитаном «Янтаря» к корабельной трансляции, чтоб голос помощи услышали все. Правда, капитан на радостях, что мы живы, так лихо пустил ураган через семь гробов в центр мирового равновесия, что если не урагану, то нашим женщинам пришлось определенно дурно, но по чрезвычайности с этим можно было не посчитаться.

«Янтарь» зашел к нам с правого борта, боцман со старпомом сами, закрепив себя концами, чтоб не снесло за борт, метали ему буксирный трос. И тут случилось такое, во что бы я ни за что не поверил, не происходи это на моих глазах. Волны, как почти всегда во время ураганов, становятся огромными, но не частыми, мы то падали куда-то в бездну, нос рушился вниз, словно пытаясь завернуть под мостик, то, наоборот, взлетали вверх, и нос поднимался перед рубкой стеной, так что приходилось задирать голову, чтоб разглядеть, что там творится. И это совершалось скорее медлительно, чем быстро, иногда проходило по минуте от падения к подъему и от подъема к падению. Сама по себе качка эта не так уж страшна, если у корабля хорошая остойчивость, а об остойчивости нашего «Бурана» можно сказать лишь одно — отличная. Но совсем иное дело, если рядом по борту с тобой корабль и то этот корабль вздымается над тобой, то ты над ним вздымаешься, а он летит в кипящую пучину.

«Буран» и «Янтарь» мотало на разных волнах — когда его несло на гребень, нас спускало в долину, а когда мы карабкались на вершину волны, он катился вниз. И вот в какой-то момент нас потащило в провал, а «Янтарь» стал вздыматься над нами. Не знаю, как это произошло, то ли нас подвернуло к нему, то ли ветер покачнул его, но корма «Янтаря» вдруг поднялась над нашей палубой, ударила о мачту, погнула ее в три погибели — мачту потом выпрямили, но вмятины остались, можете при случае проверить — и осела на палубу, круша фальшборт и надстройки. Мы с Поморным и рулевым едва успели отскочить. Правое крыло мостика было снесено начисто, а перед самыми нашими лицами, дико звеня, вращался в воздухе винт. Скажу откровенно, я много видал невеселых картин, ураганы в тропиках тоже не сахар, но страшнее этой картины вращающегося у глаз винта я еще не знал и, думаю, не узнаю. Если бы на один метр забросило «Янтарь» дальше к нам на корму, от нас троих, находившихся тогда в рубке, не осталось бы ни одной целой косточки, всех бы нас в доли секунды перемололо на фарш. Застывшие, даже не закричав, мы трое прижались к стенке рубки, и только глядели на вращающийся винт, такой ужас напал. Картина усугублялась тем, что прожектор не повредило и бронзовый винт попал в световой поток — огромное зловещее солнце сверкало над нами, ослепляя и парализуя.